Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №1/2009

Листки календаря

Зачем и отчего замолчал Сэлинджер?

Американскому писателю Джерому Дейвиду Сэлинджеру (Salinger) исполняется 90 лет (родился 1 января 1919 года). И ровно половину из них он уже ничего не пишет, во всяком случае ничего не публикует. Живёт затворником в штате Нью-Хэмпшир с тремя кошками и женой, которая моложе его на полвека, нигде не появляется, по слухам, занимается чем-то духовным или пишет великую книгу, лет 35 назад дал одно интервью, в котором просил его не беспокоить, с тех пор несколько раз судился с лицами, пожелавшими опубликовать его письма и фотографии без спросу, его дочь издала воспоминания о невыносимом характере отца и своём несчастном детстве.

Имеет полное на то право. Но что за странная схима? Что за уход из профессии, от которой отказаться сумел, кроме него, разве что рано умерший гениальный поэт Артюр Рембо? Что за нелепые сказки, что в самоизоляции знаменитый писатель вынашивает и создаёт великую книгу? Как-то это всё не “по-американски”...

Но Сэлинджер и явился первым, по-настоящему, “антиамериканским” писателем. Это его повесть «Над пропастью во ржи» (The catcher in the rye; 1951) разбудила поколение американских битников — поколение “битых”, отказавшихся вкалывать вместе с “тремя поросятами”, в комбинезонах и касках, на ударных стройках капитализма, что в итоге привело к движению хиппи и молодёжной революции 1960-х годов во всём мире. В первую очередь это касалось ценностей и поиска утраченной в потребительском обществе духовной свободы. Ближе всего молодым американским бунтарям оказался дальневосточный дзен-буддизм — самая неформальная и вдохновенная из всех религий. И Сэлинджер, думается, не изменил ему по сей день, а уж полвека назад его великолепная проза была просто художественным воплощением дзенских духовных практик.

Но случилась беда. Примерно через десять лет после неслыханного успеха любимой книги всех подростков и юношей, уходящих во взрослую жизнь, Сэлинджер, кажется, сообразил, что за книгу на самом деле он написал и какая бомба в ней заложена. Прямая линия в американской литературе может быть проведена между тремя героями на протяжении немногим более полувека: марк­твеновским Гекльберри Финном, фолкнеровским Квентином из великого романа «Шум и ярость» и сэлинджеровским Холденом Колфилдом. В психическом и речевом отношении эти герои очень похожи, по-человечески симпатичны и катастрофичны в равной степени для окружающих и самих себя. Тонкий и проницательный Сэлинджер догадался, какой ящик Пандоры он распечатал, какое оружие вручил убийцам и самоубийцам (если юноша благороден). Главный мотив его последующей самоизоляции, думается, этот. Потому что уже пятнадцать лет спустя, вооружившись его книгой «Над пропастью во ржи», молодые люди взялись за пистолеты.

О чём рассказывается в новеллке, написанной мной под впечатлением от американского документального фильма лет двадцать назад.

История Марка Чапмэна, или
О кеплеровских траекториях книг

Книги суть небесные тела. Их рукотворность и наличие номинального автора — старшего инженера планеты — не мешает им влиять на судьбы людей и даже народов.

«Кэтчер во ржи» Сэлинджера дала американцам битников со всеми далеко идущими последствиями. Но уже следующее поколение читателей взрастило Чапмэна — убийцу Леннона.

Толстый мальчик. Во времена Вудстока — воспитатель в пионерлагере; некоторые — не принципиальные — трудности с девушками (с книгой «Над пропастью во ржи» не расстаётся). Труднообъяснимый кризис. Женитьба. Живёт в Гонолулу. Самый высокий жизненный стандарт в США. Однажды на пустынном пляже пытается отравиться в собственной машине, надев шланг на выхлопную трубу и запустив другой конец в салон. Заметили — откачали. Американские врачи тактичны, в душу не лезут. (Да и что там делать врачу?!) Выписавшись и прожив три дня с женой — квартира в высотке-супер с видом на океан,— Марк неожиданно берёт расчёт на работе и исчезает. Следы его вновь обнаруживаются на континенте — где-то в Солт-Лэйк-сити он звонит непонятно зачем девушке, с которой недолго встречался в юности; ничего особо запоминающегося тогда у них не было. Она тронута, рада и несколько удивлена, что он помнит, но сегодня занята. Он плачет в трубку. Трубку вешает он. Он не истерик. Все запомнили его спокойным, контактным, положительным. Иногда трудности с девушками, и тогда нервы. Да — книга Сэлинджера.

Дальше, месяц он живёт в Нью-Йорке. Однажды в книжном магазине натыкается на иллюстрированный альбом о Ленноне. До этого Джон Леннон никогда его особо не занимал. Рок-мэном не был никогда.

Покупает книгу. С той минуты как Чапмэн снял книгу с полки — наживка взята, он на леске, она водит его и натягивается с каждым днём. Ещё не понимая ничего из этого, он наводит справки о мистере Ленноне. Узнав адрес, околачивается несколько дней у доходного дома «Дакота», где тот живёт. Леннона не видно. Чапмэн узнаёт, что он уехал на месяц в Лас-Вегас.

Вяло взяв след, Чапмэн следует за Ленноном в Лас-Вегас, надеясь повстречать его там. Прослонявшись две недели по заведениям Лас-Вегаса, он возвращается в Нью-Йорк. Только тогда он покупает пистолет 38-го калибра. Пристреливает его где-то на пустыре. Может, впервые в жизни у него появляется цель.

Леннон тем временем неожиданно после многолетнего перерыва даёт несколько интервью. Он намеревается вернуться в мир шоу-бизнеса, готовит новый диск, у него возникли свежие идеи, он вновь связывается со своими менеджерами и агентами, их усилиями раскручивается маховик рекламы.

Леннон бодр, молод, уверен в себе, как прежде, — вернувшийся из опалы полководец набирает армию, ликующий холодок в животе, умеренный гипоманиакальный фон — гарант скорой и успешной кампании, заканчивающейся задолго до зимних холодов.

Но поздно. Фактор “икс”.

Три последних дня Чапмэна в Нью-Йорке почти дословно воспроизводят три дня в Нью-Йорке Холдена Колфилда (книжка под мышкой!). Гостиница в том же районе. Одиночество. Проститутка, приведённая в номер и после короткого разговора отпущенная с оплатой.

На третий день он выходит к подъезду Леннона. Утром берёт у него автограф. Вечером появляется вновь. Никто и ничто уже ничему не может помешать. Через полчаса ожидания он видит возвращающихся домой Леннона с Оно, ничего не подозревающих и не предчувствующих. Они начинают уходить в арку дома. Это уже лишнее, но с восьми метров Чапмэн, чтобы удостовериться, окликает: “Мистер Леннон?” “Да”, — дружелюбно отвечает Леннон. Произведя пять выстрелов — опустившись на одно колено и держа пистолет двумя руками, — Чапмэн поднимается и спокойно дожидается полиции, держа в руках уже не пистолет, а любимую книгу.

Впервые за долгие месяцы его оставляет опустошающее, жуткое, непреходящее беспокойство — состояние не могущего опохмелиться алкоголика в запое, в России,— он испытывает прострацию, теплота удовлетворения растекается по его членам. С момента ареста и впредь он абсолютно нормален, чем приводит в бешенство репортёров, следователей, судей — всех, силящихся его понять.

Но никакой психологии и никакой интерпретации! Я не потерплю этого. Всё было так, как я рассказал.

История на этом не заканчивается. В толпе, пришедшей прощаться с Ленноном, затерялся молодой человек — его можно найти на фотографиях. Через два с небольшим месяца он будет стрелять в Рейгана. Под мышкой у него... вы поняли?!

Сэлинжер–2008

Сэлинджер–2008. Шествие по миру продолжается. Сцена из спектакля по повести «The catcher in the rye» в постановке словацкого театра «Starе́ divadlo» (город Нитра /Nitra/), режиссёр Якуб Крофта (Krofta). Фото с сайта www.dotykyaspojenia.sk

В ФБР создано спецподразделение, занимающееся предотвращением убийств знаменитостей. В нём скоординированы усилия многих институтов, психологической экспертизы, составлены компьютерные программы — таким образом вычислено две тысячи гипотетических потенциальных убийц “звёзд”, все они находятся под тайным надзором ФБР. Эти люди ничего пока не совершили, они работают, меняют работу, куда-то внезапно уезжают, чем-то томятся, что-то читают, но жизнь их систематически просвечивается насквозь заинтересованными службами. Хотя, возможно, на большинство из них так никогда и не сойдёт озарение, как на Марка Чапмэна.

Но меня больше занимают не эти люди, но — как, когда и почему книги типа «Над пропастью во ржи» становятся задушевным чтением убийц?

И даже не так.

НЕ: повинны ли в смерти Леннона корыстные фабриканты оружия, как утверждает Фрэнк Конолли;

ИЛИ: действительно ли, если верить советскому предисловию, “молодёжь второй половины 70-х придерживается взглядов семнадцатилетнего Холдена, внимательно и критически всматриваясь в реальную действительность, чтобы добиться утверждения гуманистических идеалов”;

А: как получается, что, в отличие от планет, траектории и оси вращения книг смещаются, как у подкрученных биллиардных шаров?

Рейтинг@Mail.ru