Штудии
Штудии
Ю.Л. ЛУКИН
РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК В ЕГО РАЗВИТИИ — ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ ЧИЧИКОВ
Учитель русского языка и литературы Ивангородской средней школы № 1 (Ленинградская область) Ю.Л. Лукин не раз выступал на страницах «Литературы» с оригинальными прочтениями русской классики. В своей новой работе он обращает внимание на важные черты главного персонажа «Мёртвых душ».
“Безудержное прожектёрство Чичикова оказывается его, пусть и выморочно, но положительной чертой — оно выводит его за рамки омертвляющего государственного устройства. Жульническая предприимчивость оказывается основой свободного (в его, Чичикова, понимании!) существования в несвободном мире и одновременно с этим обнаруживает жульническую природу российского законодательства. Более того, жульничество Чичикова заставляет законодательство эволюционировать опять-таки по одной только логике движения!
Остановись Павел Иванович вовремя, афера с мёртвыми душами удалась бы наилучшим образом. Достаточно было после эйфорической ночи перекладывания купчих и внутреннего монолога о судьбах русских крестьян как можно раньше утром выехать из города, добраться до Опекунского совета, опережая всевозможные слухи, получить свои «двести тысяч капиталу» и исчезнуть в качестве юридического лица — то есть бумажного фантома, нашими законами же и порожденного... Только вот не так мелок Чичиков, как известные персонажи новейшей российской истории…”
“Увидеть в Чичикове русского человека, способного, даже будучи сведённым почти к небытию законами социальной действительности и якобы готовым на любую мерзость ради своих утробных интересов, на подвиг нравственного возрождения, — значит обрести в е р у в будущее величие России. Поэтому Чичиков, практически отказавшийся от мечты разбогатеть, когда она была так близка к осуществлению, — это тот же, хотя и фантасмагорически вывернутый и сатирически сниженный Левий Матфей, бросивший деньги на дорогу. И поэтому же наш П а в е л Иванович, сладострастно потирающий ручонки в предвкушение барышей при чтении списка мёртвых крестьян и неожиданно для себя, читателя и автора в своем воображении воскрешающий их из небытия, — тот же С а у л, из гонителя христиан превратившийся в их защитника, потому что на пути в Дамаск услышал голос собственной совести”.