Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №17/2008

Я иду на урок

Так о чём же этот роман? Разговор о смысле романа «Война и мир»

Так о чём же этот роман? Разговор о смысле романа «Война и мир»

Я иду на урок: 10-й класс

Инна КЛЕНИЦКАЯ


Инна Яковлевна КЛЕНИЦКАЯ — учитель литературы школы № 179 г. Москвы, автор педагогических книг и учебных пособий.

Так о чём же этот роман?

Разговор о смысле романа «Война и мир»

Роман прочитан. (О том, как обеспечить ребятам эту возможность и вызвать интерес к чтению, я уже писала в нашей газете — 2006, № 15.) Окончен разговор о его главных героях (с этого мы всегда начинаем), о Кутузове и Наполеоне, об изображении войны, о движущих силах истории. Теперь поговорим о смысле романа. “О чём же он?” — спрашиваю ребят. “О людях, о жизни” — это не ответ. Потому что любое художественное произведение — о людях, о жизни. «Война и мир» — о том, как жить. Как жить каждому отдельному человеку и как жить всем людям вместе, всем народам, всему человечеству. Недаром писатель колебался в написании слова “мир” в названии романа, меняя “мiръ” на “миръ” и наоборот. В конце концов в окончательном варианте стало “миръ” (отсутствие войны), однако в романе остался и второй смысл — от слова “мiръ”, то есть все люди, всё человечество (вспомним выражение “всем миром”).

Толстой — писатель, который любил не только ставить проблемы, но и решать их, давать ответы на вопросы. Предлагаю ребятам сначала остановиться на том, какой ответ дан в романе на первый вопрос. Два пути есть в жизни — путь погони за внешними благами (богатство, чины, власть, возможность жить развлекаясь и ничего не делая, ничего не давая жизни) и путь поиска ценностей духовных — стремление внести в жизнь что-то хорошее, доброе, быть нужным, полезным. На обеих дорогах — свои трудности, горести и свои радости. Предлагаю ребятам подумать о том, какие радости главных, любимых героев Толстого, недоступные князю Василию, Анатолю, Элен, Бергу, завсегдатаям салона Шерер. “Счастье настоящей любви и дружбы”, — говорят ребята. Предлагаю вспомнить наиболее яркие эпизоды, где описаны это счастье, эта радость. (Я и ребята читали их на уроках, посвящённых главным героям.) “Да уж, — подытоживаю я, — невозможно представить себе Анатоля или, скажем, Берга на месте Пьера, который едет домой после разговора с Наташей и в порыве нежного, умилённого чувства к ней, на десятиградусном морозе распахивает шубу «на своей широкой, радостно дышавшей груди»” (конец второго тома). (Реплика мальчика: “Ха, это Берга-то так представить, который жену поцеловать идёт и по пути ковёр поправляет!”) А какие ещё радости, какое ещё счастье недоступно “внешним” людям? Отвечают: “Радость делать что-то хорошее, чувствовать себя нужным, полезным людям”. Спрашиваю: в каких эпизодах, по мнению ребят, радостное это чувство показано особенно сильно? Вспоминают и признание Пьера князю Андрею в его имении (после войны 1805 года), и вторую встречу князя Андрея с дубом, и Пьера в эпилоге, и Наташу, счастливую тем, что маменька разрешила взять подводы для раненых, и её же в эпилоге, счастливую семьёй своей и удовлетворённо-гордую тем, что муж её занят умным и нужным делом (не приносящим, кстати, ни денег, ни чинов, ни власти; тут вспомним, что “весь дом ходил на цыпочках, когда Пьер работал”); и княжну Марью, для которой делать добро — в радость. Для женщин этих замечательных любить — это прежде всего отдавать. Вспоминаем их преданность детям своим и мужьям, счастье заботы о них. Невозможно представить себе Элен, радующуюся тому, что у ребёнка кончилось расстройство желудка...

Разумеется, у людей “внешних” есть свои радости. “Что ж, — говорю, — выбор за каждым из нас...”

Теперь переходим ко второму аспекту смысла романа — о том, как, по Толстому, жить всем людям вместе (“всем миром”), всем народам, всему человечеству. Переход к этому прост и естественен. Вот, говорю ребятам, два пути жизни, один из которых выбирает каждый человек. А при чём же тут Кутузов и Наполеон? Ну хорошо, историческая эпопея, “мысль народная”, но образы исторических личностей всё же как-то связаны с образами людей неисторических? Какую проблему ставит Толстой, сопоставляя Кутузова и Наполеона? А вот какую: применимы ли критерии, по которым мы обычно судим о людях, к личностям историческим? Допустимо ли судить о Кутузове и Наполеоне с тех же позиций, с которых мы судим о князе Андрее и Анатоле Курагине, о Наташе и Элен? Большинство историков того времени утверждали, что личности исторические, на которых лежит ответственность за судьбы народов, неподсудны обычному нравственному суду. Толстой категорически не согласен с этим. Он утверждает главенство нравственного закона.

Никакая историческая личность не может быть освобождена от соблюдения главных общечеловеческих нравственных принципов. Другими словами, писатель ставит ту же проблему, с которой мы столкнулись, работая над «Преступлением и наказанием»: оправдывает ли цель средства? Толстой отвечает на поставленный вопрос так же однозначно и страстно, как это сделал Достоевский. Никакая, даже самая благородная цель, никому не даёт права на бесчеловечные средства. Именно за верность нравственным основам жизни любит Толстой Кутузова, и именно за пренебрежение к принципам морали не признаёт он Наполеона. Здесь обращаю внимание ребят на приводимые писателем высказывания Наполеона (внизу, в сносках они даны по-русски: т. 3, ч. 3, гл. XXXVIII). Целью его было создание империи “всеобщего благоденствия”, где все будут равны и обеспечены, где все народы будут иметь равные права и жить единой семьёй, и потому станут невозможными войны. (Да, во главе с Францией, но ради блага всех.) В России император намеревался построить хорошие богадельни и дома для сирот. (При рассмотрении образов двух полководцев по контрасту я этого аспекта не касалась.) Однако для достижения этих целей Наполеон избрал самые бесчеловечные средства — насилие, агрессию, кровопролитные войны, унёсшие жизни миллионов людей. Народы “почему-то” не захотели насильственных благодеяний по придуманному чужим императором образцу. (Увы, иные современные политики наступают на те же грабли.) И Толстой открыто высказывает свою неприязнь к Наполеону, делая его даже карикатурным. Писатель отказывается считать великим того, кто бесчеловечен. Обязательно читаю вслух конец восемнадцатой главы третьей части четвёртого тома. Прошу ребят даже записать и запомнить знаменитую последнюю фразу: “И нет величия там, где нет простоты, добра и правды”. И в этом великий писатель расходился с тогдашними историками и политиками, благоговевшими перед полководческим талантом императора. (Вспоминаем кстати, что, оправдывая свою теорию, на Наполеона ссылается Раскольников.)

Вот мы и подошли к вопросу о том, как, по Толстому, следует жить всем людям, народам, человечеству. Прежде всего, никогда, ни при каких обстоятельствах, ни ради каких целей (государственных, политических) не отступать от главных общечеловеческих нравственных принципов, не допускать жестокости, бесчеловечности. А значит, не вести войн ни ради каких государственных интересов, если только речь не идёт об освобождении своей страны от агрессоров-оккупантов. Писатель подчёркивает, что Кутузов, изгнав французов, отказался продолжать войну во Франции. (Напоминаю ребятам, что в 60-х годах, когда писался этот роман, Толстой ещё не был пацифистом. Пацифистское мировоззрение сформировалось у него в 80-х годах. Подробно об этом мы говорили при изучении биографии и мировоззрения писателя.) А если уж война неизбежна, бесчеловечным быть всё-таки нельзя. (Мы уделяли этому внимание на уроках, посвящённых изображению войны в романе.) Ребята вспоминают эпизоды, где описаны проявления человечности во время войны 1812 года, то есть войны справедливой — Отечественной. Это и речь Кутузова после победы перед солдатами, когда он призывает их пожалеть уже безопасного, безвредного врага, и гуманное отношение этих солдат к жалким, убегающим, обмороженным и голодным французам (сцена у костра), и забота Пети Ростова о пленном барабанщике, и эпизод с Николаем Ростовым, который не смог убить юного французского драгуна “с ямочкой на подбородке”, и сцена пробуждения человечности (пусть на один только миг!) даже у известного своей жестокостью маршала Даву. Этот миг спас Пьеру жизнь.

По Толстому, нарушение вечных общечеловеческих законов нравственности как в жизни отдельного человека, так и в жизни народов — наказывается. Умирает в полном одиночестве Элен; с потерей ноги кончена жизнь Анатоля Курагина, так как духовной, внутренней жизни он не знает; терпит поражение Наполеон. А человечество в целом? Разве по правде, по совести оно живёт? Разве не устраивает войн из-за корысти, из-за честолюбия? Расплата — все ужасы войны. В том числе — гибель лучших людей, таких, например, как князь Андрей и Петя Ростов. Не могу, кстати, согласиться с общепринятой в литературоведении точкой зрения, что Толстой “убил” князя Болконского из-за его слишком большой активности, навязывания жизни своей воли, неумения подчиниться воле Божией, ценить то, что есть. По-моему, это натяжка. Тогда и к гибели Пети нужно что-нибудь такое мудрёное привязать. (Да вот ещё, видно, не придумали.) Всё гораздо проще и мудрее. В первоначальном варианте романа и князь Андрей, и Петя оставались живы. Но, видимо, Толстой почувствовал фальшь такой концовки: всё получалось слишком уж благостно, неправдоподобно. На войне убивают... И пока люди не научатся жить без насилия, будут погибать и лучшие. И виновны вовсе не только цари и императоры. Виноват каждый. Разве дворянская интеллигенция, в том числе и сам князь Андрей, до 1812 года не преклонялись перед Наполеоном? Разве не пошёл молодой Болконский в 1805 году на войну ради славы? Разве не восторгался Николай Ростов царём, ввергнувшим страну в ту не нужную народу войну? Разве не боготворили своего императора французы? (Другое дело, что в живых писатель всё же оставил героя, который был ему наиболее близок.) При такой трактовке романа он воспринимается как единое целое, а не как нечто разрозненное, состоящее из двух мало связанных друг с другом частей: вот “мысль народная”, героизм-патриотизм, движущие силы истории, а вот — личные судьбы героев, “мысль семейная” и т.д. Разумеется, судьбы отдельных личностей переплетаются с судьбами народа, страны, но в романе есть гораздо большее — единство мысли.

В заключение обращаю внимание ребят вот на что. Сами по себе мысли, выраженные Толстым, отнюдь не новы. Тому же учили с древнейших времён великие философы всех народов и религиозные учителя. Сам писатель собрал их высказывания и опубликовал под названием «Мысли мудрых людей на каждый день». Однако у художника свои средства убеждения. Искусство воздействует на нас, пробуждая эмоции. Одно дело услышать или прочитать мысль о бесчеловечности войны, подкреплённую цифрами о том, что она противоречит всему лучшему, что есть в человеке, убивает ощущение единства человечества, чувство братства между всеми людьми планеты. И совсем другое дело — увидеть глазами писателя картину поля после Бородинского сражения, ужаснуться происходящему в полевом госпитале, почувствовать щемящую грусть, когда погибает Петя Ростов, ощутить светлую радость, как будто в действительности услышав совместный дружный смех русских и французских солдат, после которого, “казалось, нужно было поскорее разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись... по домам” (война 1805 года), и разделить с писателем горестное сожаление о том, что “ружья остались заряжены... и так же, как прежде, остались друг против друга обращённые... пушки” (т. 1, ч. 2, гл. XV)...

После этого урока — урок о художественном мастерстве писателя, о психологизме романа. (Попутно мы, разумеется, касались этого, беседуя о главных героях.)

Заканчиваем мы работу над романом выразительным чтением любимых отрывков. (По ходу изучения романа ребята читали свои любимые эпизоды, связанные с их любимыми героями. Но теперь любимых эпизодов стало больше, и они стали разнообразнее.) Это позволяет ребятам снова пережить волнующие места великого произведения, ощутить его силу и, надеюсь, когда-нибудь всколыхнёт желание снова заглянуть в знакомые страницы.

Инна Яковлевна Кленицкая ,
учитель литературы московской школы № 179
Рейтинг@Mail.ru