Я иду на урок
Апокалипсис революции. Урок-семинар
Я иду на урок: 11-й класс
Лариса Корчагина
Лариса Михайловна КОРЧАГИНА — учитель литературы гимназии имени Н.Г. Басова при Воронежском государственном университете.
Апокалипсис революции
Урок-семинар
Революция — судорога, простор всем дурным и зверским инстинктам. (М.Горький)
Всякая революция — кровавый бассейн, в котором отмывают аморальные деяния. (Р.Шатобриан)
Ход урока
Урок строится как отчёт о работе в группах (сообщения, чтение наизусть, сопоставление событий французской революции и русской; фон — видеослайды, фрагменты из художественных фильмов, музыка).
Слово учителя. “С Россией произошла страшная катастрофа...” — так писал Н.Бердяев о революции в работе «Духи русской революции», считая, что её жестокий характер определяется “старыми национальными болезнями и грехами”1.
Произведения признанных мастеров русской прозы, предупреждавших об античеловеческой сути революционного изменения мира, о губительной “цене” последствий, вступили в начале века в полемику с марксистскими изданиями. Спор шёл о самом главном: о судьбе России и её народов, о праве человека на защиту от социального произвола, о “цене” свободы...
Ученик. Говоря о результатах Октября, деятельности вождей революции, поэт, фельетонист, журналист Дон-Аминадо (Аминад Петрович Шполянский), осознавший крушение мечты о демократической республике, писал, тоскуя по России, в эмиграции (а сердце разрывалось: “Ты была и будешь вновь, // Только мы уже не будем...”) о системе самоистребления, созданной большевиками. (Чтение наизусть.)
Всё хорошо на далёкой Отчизне,
Мирно проходит строительство жизни.
“Только не сжата полоска одна,
Грустную думу наводит она”.
Партия, молвил Бухарин сердито,
Это скала, и скала из гранита!
Это сказал он, и грозен, и вещ,
Первая в мире подобная вещь!Только... Раковскому шею свернули,
Только... Сосновский сидит в Барнауле,
Только... Сапронова выслали с ним,
Только... Смилга изучает Нарым,
Только... Как мокрые веники в бане,
Троцкий и Радек гниют в Туркестане,
Словом, гранит, монолит, целина!
“Только не сжата полоска одна”2.
I группа. Д.С. Мережковский. «Грядущий Хам»
“Страстный охотник за идеями”, Д.С. Мережковский, обвиняемый разномастной печатью в гордыне, левачестве, реакционности и словесном юродстве, обладал способностью не поддаваться “литературным искусам”, сохранять независимость суждений. К революции публицист относился без привычного для либеральных кругов пиетета: это “злокачественная опухоль”, появившаяся в результате нравственного разложения общества. Любая революция, по Мережковскому, порождается болезнью отживающих форм социального устройства и может проложить дорогу страшному грядущему Хаму, самодовольному рабу. В статье, опубликованной в 1906 году, писатель утверждает, что победе политического невежества, пошлости и цинизма способствует монополия самодержавия на власть, церкви — на веру, чёрной сотни — на патриотические чувства русского человека. Так было до 1917 года, когда после массовых расправ с церковнослужителями публицист назвал “богохульство, возведённое в ранг государственной политики, страшным порождением большевизма”. Узнав о разорении мощей древнерусских святых, Мережковский поставит “диагноз”, предугаданный Зинаидой Гиппиус:
И скоро в старый хлев
Ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь...
Цитатный план статьи «Грядущий Хам» как итог работы в группе предлагается всем учащимся (копии). Чтение и рефлексия.
1. Жизнь русской интеллигенции — сплошное неблагополучие, сплошная трагедия.
2. У русской интеллигенции двойной гнёт: сверху — самодержавного строя и снизу — гнёт тёмной народной стихии. Между этими гнётами русская общественность мелется, как чистая пшеница Господня.
3. Пока всё-таки участь русского интеллигента — быть раздавленным, размолотым — участь трагическая.
4. Кто создал... новую Россию? Пётр. Он опечатлел, отчеканил, как на бронзе монеты, лицо на крови плоти русской интеллигенции...
5. “Страшно свободен духом русский человек”, — говорит Достоевский, указывая на Петра. Нас очень трудно сдвинуть; но раз мы сдвинулись, доходим во всём: в добре и зле, истине и лжи, безумии и мудрости — до крайности. “Все мы, русские, любим по краям и пропастям блуждать”, — жаловался ещё в XVII веке наш первый славянофил Крижанич.
6. “Безбожие” русской интеллигенции: она ещё не с Христом, но уже с нею Христос.
7. Сердце русской интеллигенции — не в уме, а в сердце и совести. Сердце и совесть свободны, ум связан.
8. Милые русские юноши! Бойтесь рабства и худшего из рабств... — хамства, ибо воцарившийся раб и есть Хам.
9. У Хама в России три лица:
— лицо самодержавия;
— лицо православия;
— третье лицо, будущее, — лицо хамства, идущего снизу, — хулиганства, босячества, чёрной сотни.
10. И прежде всего должно пробудиться религиозное общественное сознание там, где есть сознательная общественность... “Хама грядущего победит лишь Грядущий Христос”.
II группа. И.А. Бунин. «Окаянные дни»
И.А. Бунин олицетворял ту часть русской интеллигенции, которая сочувствовала простому народу, осуждая монархию, но, когда увидела “Русь с топором” (вернее, с винтовкой и маузером), столкнулась с насилием и вандализмом “первопроходцев светлого будущего”, стала непримиримым врагом новой власти, названной Буниным “незаконными наследниками престола, готовыми крепко сесть на шею народа”.
«Окаянные дни» — дневниковые записи, сделанные Мастером слова в 1918–1919 годах. Это “накопление гнева, ярости и бешенства”, которые вызвала в Бунине политика “военного коммунизма” и красного террора. “Разве важна страсть только революционного народа?” — с гневом спрашивает писатель от имени интеллигенции России. — А мы-то что ж не люди, что ли? Нет, не люди! (см. у В.Маяковского: “Белогвардейца найдёте — и к стенке”).
Мир жёстко разделён: белые — офицеры, “недобитые буржуи” (женщины, старики, дети) и красные — революционный “освобождённый народ”.
На глазах Бунина рушились христианские заповеди: “не убий”, “не кради”, “не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего”... “Теперь всё можно!” — с ужасом восклицает писатель. Как и тысячи представителей русской интеллигенции, он чувствует себя постоянной, “вакантной” жертвой “гидры революции”.
Мало того, Бунин пророчески предугадывал в недрах Гражданской войны зародыши системы массовых репрессий, которые превратят Страну Советов в единый ГУЛАГ. Писатель верил: настанет Судный день. Думается, близки ощущениям не только Бунина, но и всех замученных “страдальцев земли Русской” строки из стихотворения Игоря-Северянина:
И спросят избранники — русские люди —
У всех обвиняемых русских людей,
За что умертвили они в самосуде
Цвет яркий культуры отчизны своей.Зачем православные Бога забыли,
Зачем шли на брата, рубя и разя...
И скажут они: “Мы обмануты были,
Мы верили в то, во что верить нельзя...”
Словарная работа3
Окаянный — нечестивый, преступный, проклятый, отверженный, отчуждённый.
1. Окаянничать — жить преступно, недостойно и богопротивно.
2. Окаянный — несчастный, жалкий, духовно погибший, грешник.
Цель писателя. Указать на страшную болезнь сознания, отрыв от реальности, погружение в утопию, когда “насилие и разрушительство сегодня считаются ступенькой в прекрасное завтра”. По жанру и сути, это “репортаж из сердцевины русского бунта, крик боли человека, у которого насильственно отбирают и уничтожают прошлое во имя неизвестного будущего, это анатомия революции”, как пишет В.М. Акаткин4.
Цитатный план публицистических заметок И.А. Бунина «Окаянные дни» (копии у учащихся на столах). Чтение и рефлексия.
1. Хам уже давно в русском обществе. Матрос убил сестру милосердия — “со скуки”.
2. Быстро падают люди!
3. Манифестация, знамёна, плакаты, в сотни глоток... Голоса утробные, первобытные. Лица... преступные, прямо сахалинские.
4. Могилу Каледина разрыли, расстреляли шестьсот сестёр милосердия... Не первый раз нашему христолюбивому мужичку избивать и насиловать.
5. Поголовно у всех лютое отвращение ко всякому труду.
6. У солдат и рабочих на грузовиках морды торжествующие. Роты красногвардейцев. Идут вразнобой, спотыкаясь, на войну идут и девок с собой берут...
7. Одесса, 1919 год. Мёртвый, пустой, загаженный порт... Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию — всю мощь, богатство, счастье.
8. Да и сатана Каиновой злобы, кровожадности и дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода. Меня чуть не убил солдат на Арбатской площади в 17-м году за “свободу слова”.
9. Одна из отличительных черт революции — бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. “В человеке просыпается обезьяна”.
Учащиеся проводят анализ событий французской революции, предлагая аналогию происходящего в России.
Выводы (по Бунину): “...Комитеты, союзы, партии растут как грибы, и все пожирали друг друга; образовался совсем новый язык, состоящий из высокопарнейших восклицаний вперемешку с самой площадной бранью по адресу грязных остатков издыхающей тирании”. (Как это было во время французской революции.)
10. “Против окон стоит босяк — «красный милиционер», и вся улица трепещет его. «Золотой сон» в том, чтобы проломить голову фабриканту, вывернуть его карманы и стать стервой, ещё худшей, чем этот фабрикант”.
11. Грузовик — страшный символ: революция связалась с этим ревущим и смердящим животным, переполненным истеричками, похабной солдатнёй и отборными каторжанами.
12. Народ сам сказал про себя: “из нас, как из дерева, — и дубина, и икона”, — в зависимости от обстоятельств, кто это дерево обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачёв.
13. По вечерам жутко мистически. И по странно пустым улицам на автомобилях, на лихачах, очень часто с разряженными девками, мчится в клубы и театры красная аристократия: матросы, карманные воры, уголовные злодеи, бритые щёголи во френчах, все с золотыми зубами и большими кокаинистическими глазами. Завоеватель шатается, плюёт семечками, “кроет матом”.
14. Народу, революции всё прощается. А у белых, у которых всё отнято, поругано, изнасиловано и убито, — родина, родные колыбели, могилы, матери, отцы, сёстры, — “эксцессов” быть не должно.
15. Повсюду грабежи, еврейские погромы, расстрелы, дикое озлобление — “народ объят музыкой революции”.
16. Дыбенко... Чехов однажды сказал мне:
— Вот чудесная фамилия для матроса: Кошкодавленко.
Дыбенко стоит Кошкодавленко.
17. В мире была тогда Пасха, но зияла в мире необъятная могила. Смерть была в этой весне...
18. Ловишь себя на сокровенной мечте, что всё-таки настанет когда-нибудь день отмщения и общего, всечеловеческого проклятия этим дням.
19. А этот огромный плакат на чрезвычайке? Нарисованы ступени, на верхней — трон, от трона — потоки крови...
20. В красноармейцах главное — распущенность. В зубах папироска, глаза мутные, наглые, картуз на затылок. Одеты в сборную рвань. На поясе браунинг, с одного боку немецкий тесак, с другого — кинжал.
(Реминисценция: учащийся читает фрагмент из поэмы А.Блока «Двенадцать».)
В зубах — цигарка, примят картуз.
На спину б надо бубновый туз.
21. Ужасное утро! “День мирного восстания” — грабёж — уже начался. Вся “буржуазия” взята на учёт.
(Реминисценция: С.М. Соловьёв. Смутное время. История России с древнейших времен: “Дух материальности, неосмысленной воли, грубого своекорыстия повеял гибелью на Русь... У доброго отнялись руки, у злых развязались на всякое зло... Толпы отверженников, подонков общества потянулись на опустошение своего же дома под знамёнами разноплемённых вожаков, самозванцев, лжецарей, атаманов из вырожденцев, преступников, честолюбцев...)5
22. “Святейшее из званий” — звание “человек” — опозорено, как никогда!
23. Рядом со мной мужик из-под Одессы жаловался, что хлеба хороши, да сеяли мало, — “боялись большевиков: придут, сволочь, заберут!”
24. Читаю Ленотра. Сен-Жюст, Робеспьер, Ленин, Троцкий, Дзержинский... Кто кровожаднее, подлее, гаже?
25. В зале Пролеткульта грандиозный абитур-бал. После спектакля призы: за маленькую ножку, за самые красивые глаза, губки и ножки целовать в закрытом киоске... под шалости электричества.
26. Библиотеки “национализированы”: книги выдаются по специальным “мандатам”. И вот являются биндюжники, красноармейцы и забирают что попало... сбывать дорогой.
27. Говорят, что в Одессу присланы петербургские матросы, беспощаднейшие звери.
28. Мужики, разгромившие осенью 17-го года одну помещичью усадьбу под Ельцом, ощипали перья с живых павлинов и пустили их, окровавленных, летать, метаться с пронзительными криками... Говорят, что к революции нельзя подходить с уголовной меркой. С какой меркой, кроме уголовной, могут подходить к революции старики, дети, священники, офицеры, чьи черепа дробит победоносный демос?
Матросы, осатанев от своеволия, пьянства и кокаина, расстреляли женщину с ребёнком. Она молила о пощаде для ребёнка, но матросы “дали и ему маслинку” — застрелили.
29. Стихи в «Известиях» (заборная литература):
Товарищ, кольцо сомкнулось уже!
Кто верен нам, берись за оружье!
Братец, весь в огне дом,
Брось горшок с обедом!
До жранья ль, товарищи!
30. Я, шатаясь, вышел из дому, куда, наотмашь швыряя двери, уже три раза врывались, в поисках врагов и оружия, ватаги “борцов за светлое будущее”, совершенно шальных от победы, самогонки и архискотской ненависти...
31. Москва, жалкая, грязная, обесчещенная, расстрелянная, принимала будничный вид...
III группа. В.Я. Брюсов. Образ революции в стихотворениях «Нам проба», «Третья осень», «Парки в Москве», «Мятеж»
Начало XX века, “каменного, железного” (А.Ахматова), “кровавого” (В.Маяковский), “века нелюдей” (М.Цветаева), “века-волкодава” (О.Мандельштам), потрясает Россию разгромом первой русской революции, Русско-японской войной; далее следовали Февраль, Октябрьская революция, Гражданская война... Хотя В.Брюсов, кажется, легко вошёл в новую советскую жизнь (в 1919 году он вступил в коммунистическую партию), искренне считая себя участвующим в процессе личностного перерождения из русского человека в советского, в юбилейный 1923 год, подводя итог творчеству, с горечью воскликнул: “Беден мой след!” Поэт надеялся на “исход вперёд”.
Революцию Брюсов готов “петь”, принимая её разрушительную силу как благодеяние в оппозицию “болтовне” и оправдывая:
Бесследно всё сгибнет, быть может,
Что ведомо было одним нам,
Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном6.
(«Грядущие гунны»)
Сгущение, концентрация величия и непередаваемых трудностей, призыв к подвигу во имя революции звучат в стихотворении «Нам проба» (испытания “всякого”, живущего в час “бури”).
Крестят нас огненной купелью,
Нам проба — голод, холод, тьма,
Жизнь вокруг свистит ледяною метелью,
День ко дню жмёт горло, как тесьма.
Символический образ мира, охваченного “вихрем революции”, построен на антитезе “огня” и “ледяной метели”, что усиливает градацию ужаса и беспросветности. Но... поблажек нет никому! Если кто-то устал (настоящий большевик — это металл: “Гвозди бы делать из этих людей...”), тот враг, и не будет ему пощады.
Тот враг, кто скажет: “Отдохнуть бы!”
Лжец, кто, дрожа, вздохнёт: “Нет сил!”
* * *
Кто слаб, в работе грозной гибни!
В прах, в кровь топи любовь свою!
Нет “человеческому” в человеке — вот основной призыв того времени, а потому Брюсов, принявший революцию, взывает, побуждает, повелевает.
Стань, как гранит, влей пламя в вены,
Вдвинь сталь пружин, как сердце, в грудь!
Глаголы повелительного наклонения звучат как набатный колокол, зовущий “Русь к топору”; сочетание гранита, пламени и стали создаёт образ фантастического человека-монстра, трансформера; метафора “сталь пружин” означает отсутствие крови и живого, горячего сердца: человек будущего рождается уже сегодня. Иными словами, стань бесчувственной машиной, манкуртом, готовым убить даже собственную мать.
Исследователи творчества Брюсова считают, что поэт призывает к “умерщвлению чувств” ещё и потому, что в это страшное время чувствительный, гуманный человек не выживет.
Строг выбор: строй, рази — иль падай!
Нам нужен воин, кормчий, страж!
Не должно быть “жажды нег”, потому что “Кто дремлет, медлит, тот — не наш”!
Выбор действительно антитетичен: или созидание (“строй”), или смерть, гибель прогнившему миру (“рази”). Библейское “Кто не со Мной, тот против Меня” интерпретировано до ужасающей жестокости.
Другие же профессии “в годину смуты и разврата” не нужны, только убивай, веди, сторожи! Забыты Божьи заповеди, узаконен массовый разбой... Истинны слова Н.М. Карамзина: “Народ есть острое железо, которым играть опасно, а революция — отверстый гроб для «добродетели и самого злодейства»”. Значит, не будет ни победителей, ни побеждённых, и всё “во имя борьбы”.
Стихотворение «Третья осень» написано в октябре 1920 года. “Знаменательная, величественная, светозарная” революция свершилась три осени назад, а в стране до сих пор властвуют голод, горе, нужда, до неузнаваемости изменившие Россию.
В городах, бесфонарных, беззаборных,
Где пляшет Нужда в домах,
Покрутись в безлюдии чёрном,
Когда-то шумном, в огнях...
Исчез шумный, оживлённый мир города, став “чёрным безлюдием”, где “пляшет Нужда” (слово именно с заглавной буквы — это подчёркивает его гиперболичность, всеохватность и жуткое давление на людей). А что же не видно радости в стране, охваченной “музыкой революции”?
...люди гурьбой
Ругаются, корчатся, стонут,
Дрожа на мешках с крупой...
Градация второй строки иллюстрирует апогей человеческого, вселенского горя.
О Гражданской войне в стихотворении сказано резко, с ненавистью: у Брюсова она жестока и бессмысленна.
А там, на погнутых фронтах,
Куда толпы пришли на убой...
(Реминисценция. В романе Л.Н. Толстого князь Андрей, глядя на купающихся солдат, тяжело, со страданием, называет их “пушечным мясом”: толпа, отправляемая “на убой”. Но если у Толстого эти солдаты объяты “скрытой теплотой патриотизма”, то у Брюсова война поднята “пьяной пальбой”, случайной и злой.)
Строки стихотворения показывают внутреннее несогласие поэта с революцией: она развязала войну, оголив голод, нужду, стёрла человеческую личность (“мы новые гимны поём”, “над нашим нищенским пиром”); революция, наконец, опасна и несвоевременна.
Торопя над встревоженным миром
Золотую зарю времён.
«Парки в Москве». Парки — это три богини мщения, одна из которых, по преданию, перерезает ножницами нить человеческой жизни. У Брюсова парки появились в Москве “в день крестильный в Октябре”, день революционного переворота, день, когда Россия меняла царя и Бога на новую, большевистскую, веру.
И, когда в Москве трагические
Залпы радовали слух,
Были жутки в ней — классические
Силуэты трёх старух.
“Классические” — это не красота и гармония, это отвратительные старухи с ножницами в “дряхлых, скорченных руках”. Антитеза показывает противоестественность революции, узаконившей ненависть, злобу и кровожадное желание истреблять себе подобных. Старухи “режут”, пробираясь к нити жизни всего народа, одевшись
То народными пирожницами,
То крестьянками в лаптях...
Интересно, что парки не принадлежат ни к купцам, ни к дворянам, ни к духовенству — они “пирожницы” и “крестьянки”, простой народ, тот самый народ, который “резал” всех остальных в эти октябрьские дни: насилие и смерть исходили от народа. Вот почему Н.М. Карамзин называет народ “острым железом, которым играть опасно”.
Стихотворение «Мятеж», посвящённое французскому поэту и другу Эмилю Верхарну, написано в 1920-м, через три года после революции. В нём Брюсов даёт оценку голоду, разрухе, нищете и Гражданской войне.
В одежде красной и чёрной
Исполин,
От земли к облакам
Восстающий упорно,
Властелин...
По Брюсову, революции присущи только красный (боль, страдания, кровь, насилие) и чёрный (мрак, бездна, символ хаоса и смерти) цвета. Революция, великая в своих масштабах, исполин и властелин, встающий упорно до облаков, желает быть новым богом. Будущее неизвестно и опасно, так как революция — мятеж, разрушающий вековую историю и приносящий радость “рёва толпы”, находящейся в “кровавом тумане”.
Разрушаются культура, традиции, нравственные ценности.
Пусть книги горят на кострах дымно-сизых,
Пусть древние мраморы в тогах и ризах
Разбиты на части...
Но самое главное — гибнут люди “во имя Свободы”, а в это время:
Под победные крики —
Вползает неслышно грабёж,
Бессмысленный и дикий, —
Насилье, бесстыдство, ложь!
Брюсов понимает, что только разрушения недостаточно, надо строить, но этого нет уже в течение трёх лет! Везде властвует безграничный мятеж, не могущий поднять “новой жизни свет”.
Над пожарищами,
Над развалинами,
Над людьми опечаленными,
Над красотой, обрекаемой тлению, —
В огне и дыму...
Поэта изначально революция вдохновляла и влекла за собой (да и стихотворение заканчивается мажорным призывом: “Разрушению — Привет!”). Однако это разрушение с каждым годом становилось всё настойчивее и беспощаднее, уничтожая целый мир некогда прекрасной, богатой и великой страны. Революционный исполин уже не влечёт, а пугает, и Брюсов перестаёт ему доверять.
* * *
Подводя итоги урока, можно поразмышлять над стихотворениями других поэтов (например, М.Волошина «Русская революция», «Террор», «Бойня», «Потомкам (Во время террора)»).
Домашнее задание. Эссе «Революция — это...».
Примечания
1 Бердяев Н.А. Духи русской революции // Новый журнал. Нью-Йорк, 1965. № 79 (см.: «Литературная учёба». 1992. № 2).
2 Дон-Аминадо. “В те баснословные года...” Альманах «Поэзия». М.: Молодая гвардия, 1991. С. 74.
3 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб.: Диамант, 1996. Т. II. С. 661.
4 Акаткин В.М. Прощание с утопией. Воронеж: Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1991. С. 21.
5 Соловьёв С.М. Сочинения. История России с древнейших времён. М.: Мысль, 1989. Кн. IV. Т. 7, 8. С. 564.
6 Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894–1924. М., 1990.
Дополнительная литература
Бердяев Н.А. Духи русской революции // Новый журнал. Нью-Йорк, 1965. № 79. См.: Литературная учеба, 1992. № 2.
Бунин И.А. Окаянные дни. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 1999.
Вейдле В. Брюсов через много лет // Предисловие к книге: Мочульский К.В. Валерий Брюсов. Париж, 1962.
Ворохов Э. Энциклопедия афоризмов (Мысль в слове). М: АСТ, 2000.
Мережковский Д.С. В тихом омуте // Статьи и исследования разных лет. М.: Советский писатель, 1991.
Мущенко Е.Г. “Тайны созданных созданий...”: В.Брюсов // Русская литература XX века. Учебное пособие. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1999.
Северянин И. Стихотворения // Поэзия Серебряного века / Хрестоматия для средних учебных заведений. Воронеж: Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1995.