Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №24/2007

Листки календаря

Листки календаряКонстантин Дмитриевич Бальмонт

“Царил над русской поэзией…”

Когда речь заходит о Константине Дмитриевиче Бальмонте, почему-то всегда в ходе беседы рано или поздно возникает прозаический вопрос о том, как же звучит его фамилия: Бaльмонт, с ударением на первом слоге, или Бальмoнт — на последнем. Варианты эти — словно две точки, соединяющие отрезок от рождения до смерти, меж которыми пролегла незаурядная поэтическая жизнь.

Родился Константин Дмитриевич Бальмонт в средней полосе России — в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии. Ныне это Ивановская область. А последнее пристанище обрёл на небольшом кладбище в местечке Нуази-ле-Гран, что под Парижем.

Все шуйские потомки поэта именуют себя Бaльмонты, произнося свою фамилию с ударением на первый слог, в память о простонародном словечке баламут. Константин Дмитриевич же предпочитал произносить её на французский манер — Бальмoнт, скорей всего не подозревая, что когда-нибудь это станет поводом для околопоэтических дискуссий.

Для специалистов Бальмонт — основоположник русского символизма, явления столь же ёмкого, сколько и недостаточно пока изученного. Для широкой публики — малоизвестный поэт рубежа XIX–XX веков. И только. Как же это несправедливо!

По словам Валерия Брюсова, лидера московских символистов, “в течение десятилетия Бальмонт нераздельно царил над русской поэзией. Другие поэты или покорно следовали за ним, или, с большими усилиями, отстаивали свою самостоятельность от его подавляющего влияния”. Сам же мэтр без тени смущения однажды сказал о себе так:

Я — изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты — предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.

О таком самолюбовании отзываться можно как угодно. Но из песни, известно, слова не выкинешь. По словам Андрея Белого, “…он много работал, прочитывая библиотеки, переводя и слагая за книгою книгу…”. Его славе мог позавидовать всякий. Тот же Андрей Белый, говоря о бешеном успехе Бальмонта у женщин, рассказывал, как тот “выступал, весь обвешанный дамами, точно бухарец, надевший двенадцать халатов: халат на халат”. В связи с его популярностью у женского пола часто вспоминают одну малоприятную историю, характеризующую Бальмонта как личность крайне эмоциональную и даже экзальтированную. Однажды, чтобы что-то доказать своей молодой супруге, он выбросился из окна третьего этажа. Насмерть не разбился, но навсегда приобрёл экстравагантную хромоту.

Однако, несмотря на то, что рядом с понятием русский символизм иногда всплывает ещё один термин — декадентство, то есть упадничество, применительно к Бальмонту это совершенно неприемлемо.

Бешеный, неуёмный темперамент изящным образом преломился в его поэзии. Бальмонта неслучайно называли самым солнечным поэтом современности, ведь он сам о себе заявил: “Я в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце”, а к представителям своего поколения обратился с призывом: “Будем как солнце!”.

“Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну. Никто не опутывает души таким светлым туманом, как Бальмонт. Никто не развевает этого тумана таким свежим ветром, как Бальмонт. Никто до сих пор не равен ему в его «певучей силе»” — так отзывался о Бальмонте его современник Александр Блок.

Как у большинства ярких личностей, у Бальмонта время от времени возникали конфликтные ситуации с властями предержащими. Ещё в бытность гимназистом он был отчислен из шуйской гимназии за принадлежность к революционному кружку. Впоследствии, проучась некоторое время на юридическом факультете Московского университета, был со скандалом изгнан оттуда за участие в студенческих беспорядках. За стихотворение «Маленький султан», опубликованное в 1901 году, в котором нелицеприятно изображено правление Николая II, поэта на два года лишили права жить не только в столице, но даже в столичных губерниях и в университетских городах.

Поначалу приняв октябрьский переворот, он, как и многие его современники, вскоре осознал весь трагизм происходящего. “Бальмонт нищенствовал и голодал в леденевшей Москве, на себе таскал дровишки из разобранного забора, как и все мы, питался проклятой «пшёнкой» без сахару и масла. При его вольнолюбии и страстности непременно надерзил бы какой-нибудь «особе» — мало ли чем это могло кончиться”, — писал в своих воспоминаниях один из друзей поэта писатель Борис Константинович Зайцев. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в июне 1920 года Бальмонт покинул Россию. Вместе с ним уехали его гражданская жена Елена Цветковская, дочь Мирра и дальняя родственница А.Н. Иванова. Выезд ему устроил его верный друг поэт Балтрушайтис, бывший литовским посланником в Москве, — и тем самым, пожалуй, спас его.

О своём отношении к советской России Бальмонт недвусмысленно заявил вскоре после того, как выехал из страны. “...Русский народ, — писал он в начале 1921 года, — воистину устал от своих злополучий и, главное, от бессовестной, бесконечной лжи немилосердных, злых правителей”. В периодике то и дело появляются его непримиримые поэтические строки об “актёрах Сатаны”, об “упившейся кровью” русской земле, о “днях унижения России”, о “красных каплях”, ушедших в русскую землю.

Первая эмигрантская книга поэта «Марево», вышедшая в 1922 году в Париже, передаёт то угнетённое состояние души, которое было знакомо многим навсегда покинувшим Россию неравнодушным к её судьбе людям: “мутное марево, чёртово варево, кухня бесовская в топи болот…”

Горькие чувства вызывала у Бальмонта и Европа 20-х годов, в которой он волею судьбы очутился. “Странные люди — европейские люди, странно неинтересные. Им всё нужно доказывать. Я никогда не ищу доказательств”, — писал Бальмонт ещё в 1907 году. Едва ли можно поверить, что эти строки принадлежат некогда самому солнечному поэту России:

Я ненавижу человечество,
Я от него бегу, спеша.
Моё единое отечество —
Моя пустынная душа.

Здесь, на чужбине, Бальмонту отечества катастрофически не хватает: “Я хочу России. Я хочу, чтобы в России была преображающая заря. Только этого хочу. Ничего иного”.

Писатель Иван Шмелёв, друг поэта в эмиграции, вспоминал: “...Десять лет тому назад, здесь, на чужой земле, в Париже, я <…> подошёл к нему душевно, взял за руку и сказал: «Пойдём... пойдём на родину, в твоё родное, во Владимирскую твою губернию, в Шуйский уезд твой... какое прозаическое “Шуйский”, “уезд”! — пойдём на речку, на бережках которой ты родился... посидим, посмотрим, как она тиха, едва струится, послушаем, как шепчут камыши и травы, как камушки на дне играют, как ходят рыбки, наши рыбки... как реют голубые коромысла... как облачка стоят над тёмным лесом»”.

И все пройдя пути морские,
И все земные царства дней,
Я слова не найду нежней,
Чем имя звучное — Россия.

Весной 1935 года Бальмонт в связи с тяжёлым нервным заболеванием попадает в больницу. “Мы в беде великой и в нищете полной, — пишет Е.К. Цветковская 6 апреля 1935 года. — <...> И у К[онстантина] Д[митриевича] нет ни ночной рубашки приличной, ни ночных туфель, ни пижамы. Гибнем, дорогой друг, если можете, помогите, посоветуйте <…> Помогите вырвать из мятельной тьмы Солнечного”.

В конце 1936 года Бальмонт и Цветковская перебираются в Нуази-ле-Гран под Парижем в эмигрантский приют «Русский Дом», устроенный матерью Марией.

Я не хотел бы жить в раю,
Меж тупоумцев экстатических.
Я гибну, гибну — и пою,
Безумный демон снов лирических.

“Он горестно угасал, — вспоминал Б.К. Зайцев, — и скончался в 1942 году под Парижем в местечке Noisy-le-Grand, в бедности и заброшенности, после долгого пребывания в клинике, откуда вышел уже полуживым. Но вот черта: этот, казалось бы, язычески поклонявшийся жизни, утехам её и блескам человек, исповедуясь перед кончиной, произвёл на священника глубокое впечатление искренностью и силой покаяния — считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить. <…> Всё христианство, всё Евангелие как раз говорит, что ко грешникам, которые последними, недостойными себя считают, особо милостив Господь.

Верю, твёрдо надеюсь, что так же милостив будет Он и к усопшему поэту русскому Константину Бальмонту”.

Я в этот мир пришёл, чтоб видеть солнцеБальмонт умер 26 декабря 1942 года в Нуази-Ле-Гран.
        И синий кругозор.
Я в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце
        И выси гор.

Я в этот мир пришёл, чтоб видеть море
        И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре,
        Я властелин.

Я победил холодное забвенье,
        Создав мечту мою.
Я каждый миг исполнен откровенья,
        Всегда пою.

Мою мечту страданья пробудили,
        Но я любим за то.
Кто равен мне в моей певучей силе?
        Никто, никто.

Я в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце,
        А если день погас,
Я буду петь... Я буду петь о солнце
        В предсмертный час!

Бальмонт умер 26 декабря 1942 года в Нуази-Ле-Гран. Похороны проходили под проливным дождем. Ни поэтов, ни поклонников не было. Когда гроб стали опускать в могилу, она оказалась наполненной водой, и гроб всплыл. Его пришлось придерживать шестом, пока засыпали могилу. На надгробии впоследствии высекли надпись по-французски:

Константин Бальмонт
Русский поэт

Марина КОСОБОК
Рейтинг@Mail.ru