“Памятник”: традиции и новаторство

Третий урок

В начале урока попросим учащихся обменяться письменными работами, выполненными к уроку, проанализировать их и высказать своё мнение, дополнения, возражения.

Жанровая форма “памятника” нашла своё продолжение и в поэзии второй половины XX века. Есть «Памятники» у Слуцкого, Смелякова, Вознесенского, Высоцкого. В рамках конкретного занятия остановимся на двух из них — стихотворении Ярослава Смелякова и стихотворении Владимира Высоцкого.

Ярослав Смеляков (1913–1972) — поэт, как говорят в народе, Божьей милостью, не избежавший сталинских репрессий. Имя его теперь незаслуженно подзабыто.

Прежде всего, отметим коренное отличие его «Памятника» от предшествующих. Перед нами произведение любовной лирики. Ради любимой герой сходит с пьедестала. Ему не нужен ни “торжественный металл”, ни “бессмертие”, если она, любимая, далеко внизу, если нельзя обнять и поцеловать её.

В стихотворении нет привычной композиции традиционного “памятника”. Превращение в памятник, во-первых, приснилось поэту. Во-вторых, поэт-памятник не размышляет о своих заслугах или величии, а смотрит с пьедестала на мир. Жизнь идёт у его “ног”: детвора, студенты — все расположились у памятника, почти не обращая на него внимания и не интересуясь, кому он поставлен. А вот “она” пришла сюда неслучайно. И её приход “оживил” памятник.

Приближусь прямо к счастью своему,
рукой чугунной тихо обниму.

Трансформация жанра явная. И всё-таки перед нами именно “памятник”, потому что в нём нашли отражение традиции предшественников. Без сомнения, помнил Смеляков при написании о пушкинском стихотворении, о гуманистическом направлении нашей поэзии в целом. Ритм стихотворения размеренно-величавый. Излюбленный литературной жанровой формой “памятника” ямб придаёт ему торжественность звучания.

Подмеченный нами художественный приём движения, выхода из застывшей формы памятника мы увидим и в следующем «Памятнике», принадлежащем Владимиру Высоцкому.

Чтение стихотворения приводит к двоякому ощущению: с одной стороны, «Памятник» Высоцкого совершенно не похож на классические образцы и скорее говорит о трансформации жанра, а с другой стороны, связь с традицией несомненна.

Уже нет никакого ямба — перед нами амфибрахий, нехарактерный для “памятников” размер. Объём стихотворения тоже никак не укладывается в рамки традиционной формы. Не соблюдены и каноны “сюжета”: где утверждение о своих заслугах? Где перечисление мест будущей славы? Их нет. И тем не менее…

В начале «Памятника» изображается превращение человека в статую.

Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив: “Ахиллес”…

Причём сама статуя ассоциируется с омертвлением некогда живой формы.

И железные рёбра каркаса
Мёртво схвачены слоем цемента,
Только судороги по хребту.

Поэт отвергает памятник и связанные с ним почести, поскольку и то и другое имеет дело не с живой личностью, но с канонизированным, застывшим образом. Личность безгранична согласно определению, образ же всегда рамочен и напоминает в этом смысле результат работы гробовщика с деревянной меркой. Образ — лишь гипсовая маска, с которой “вчистую стесали азиатские скулы мои”¹.

При внешнем динамизме глаголов скорее изображается безжизненная суета, которой сопровождается любое посмертное торжество с присущим ему в качестве обязательного элемента публичным лицемерием.

Но в заключительной части происходит коренной перелом в сюжете: совершается разрушение памятника и возвращение поэта в жизнь. Статуя Командора начинает движение как памятник, но заканчивает его как человек, разрушающий памятник во имя свободы. Здесь происходит гражданское воскрешение поэта во имя ненависти ко лжи.

Лирический герой поэта предельно жизнелюбив, его нельзя соблазнить ни райскими садами, ни персональным монументом на площади. Вектором его существования остаётся правда и только правда. Ей одной он мог сказать: exegi monumentum!

Тем не менее, несмотря на столь явственную трансформацию классического “памятника”, перед нами настоящий “памятник”, органично вписывающийся в основную традицию русской литературы — традицию гуманизма. Высоцкий тоже размышляет о посмертной славе и тоже не хочет быть превратно истолкованным потомками, остаться ими непонятым. Ему, как и его предшественникам, не нужны известность и повсеместное почитание в “памятнике”: ему нужны понимание, любовь и правда — этим “любезен он народу”. Потому о нём, пожалуй, тоже можно сказать словами Пушкина: “чувства добрые я лирой пробуждал” и “в мой жестокий век восславил я свободу”.

В воспоминаниях Аллы Демидовой «Он жил так — и писал так...» читаем: “Когда умер Володя Высоцкий, театр объявил конкурс среди художников и скульпторов на лучший памятник. В фойе была устроена выставка. Там много было интересных идей, но все они не годились для того места, где похоронен Володя. Он жил на юру и похоронен у самых ворот при входе на кладбище. Мне вначале было жаль, что мы на таком открытом месте его похоронили. Но сейчас я понимаю, что, наверное, лучшего места не сыскать… Я не помню, кому пришло в голову, что надо найти кусок метеорита или астероида, положить его на могилу Высоцкого, а внизу мелкими буквами написать: «Владимир Семёнович Высоцкий, 1938–1980». Чтобы человек, читая, невольно наклонялся — кланялся и этому астероиду, и могиле Высоцкого, и старой церкви за ней, и всему кладбищу. Мы, к сожалению, не сумели воплотить этот замысел. Волна времени за какой-то срок нас накрыла... И когда осенью 1985 года я стояла на открытии бронзового монумента, я вспоминала стихотворение Высоцкого «Памятник» и думала, что и здесь он оказался провидцем”.

Если попытаться определить место Высоцкого в истории нашей культуры в нескольких словом, то самым точным будет “олицетворённая совесть народа”. При жизни официальных наград и званий удостоен не был. Но поистине народным стал. Его талант, его творчество и явились тем самым “нерукотворным памятником”.

Подводя итоги проделанной на уроках работе, следует отметить, что, пожалуй, ни один поэт не обошёл стороной тему памятника. К специальной жанровой форме прибегали, разумеется, не все, но мотив проходит через творчество очень многих поэтов, приобретая своё художественное и смысловое наполнение, раскрывая и жизненную философию каждого из них.

Есть одно стихотворение, тончайшим, но глубочайшим образом связанное с пушкинским мотивом бессмертия Поэзии и Слова. Оно должно обязательно прозвучать на уроке.

Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор — к смерти всё готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней — царственное Слово.

Эти строки Анны Ахматовой ², завораживающие своей величавой соразмерностью, вновь возвращают нас к мотивам Горациевой оды и словно повторяют тезис неуничтожимости поэтических творений. Печаль придаёт благородную тяжесть Слову, которое оказывается тем, чем держится и движется жизнь.

Примечания

¹Здесь уместно будет вспомнить ещё одного поэта ХХ века, активно разрабатывавшего тему памятника, — Владимира Маяковского. — Прим. ред.

²Тема памятника у Ахматовой, несомненно, заслуживает отдельного разговора (ср. «Реквием»). Её возможно предложить для исследовательской работы. Кроме того, обратите внимание и на Задание со звёздочкой (Литература. № 6. 2006), в котором тоже представлены стихотворения на эту тему. — Прим. ред.

Литература

Алексеев М.П. Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг…». Л., 1967.

Алексеев М.П. Пушкин и мировая литература. Л., 1987.

Гаспаров М.Л. Поэзия Пиндара // Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М., 1980. С. 361–383.

Демидова А. Он жил так и писал так…: Воспоминания о Владимире Высоцком. М., 1994.

Красухин Г.Г. Стихотворение А.С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». Учебно-аналитическое пособие. М.: Чистые пруды, 2005. (Библиотечка «Первого сентября»).

Плутарх. Сравнительные жизнеописания: В 2 т. М., 1994. Т. 1.

Шанский Н.М. Стихотворение А.С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» // Шанский Н.М. Лингвистический анализ художественного текста. Л., 1990. С. 287–302.

Шатин Ю.В. Поэтическая система В.Высоцкого // Высоцкий: время, наследие, судьба. Киев, 1995.