Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №12/2007

Читальный зал

СТЕНД

На нашем «Стенде» постоянно представляются журналы «Вопросы литературы», «Новое литературное обозрение», «Русская литература». Другие издания появляются здесь от случая к случаю: нельзя объять необъятное.

А вот напоминать о нём и можно и нужно. Конечно, хорошо было бы, если бы, как в прежние времена, словесник мог выписать на свою зарплату хотя бы один толстый журнал. Ведь у нас их не так много: «Новый мир», «Знамя», «Москва», «Октябрь», питерские «Звезда» и «Нева», екатеринбургский «Урал», ещё несколько региональных… А если не выписать, то хотя бы иметь возможность полистать-почитать их в библиотеке. Ведь помимо новинок прозы и поэзии (здесь-то выбор редакций не всегда безупречен), во всех этих журналах есть разделы литературной критики, публицистики, библиографии и т.п. А в них немало материалов, которые не только полезны для самообразования, но и прямо просятся для использования в повседневной работе словесника.

Журнал «Новый мир»Так, в апрельском номере журнала «Новый мир» напечатано выразительное эссе прозаика Игоря Клеха «“Евгений Онегин” и “Онегин”». Речь в нём идёт о недавней английской киноверсии пушкинского романа. В свете наших постоянных обсуждений того, как использовать кино на уроках литературы, это явно чтение по теме.

Здесь же помещена обширная статья Марины Красновой «Этот странный гражданин», посвящённая произведениям Сергея Михалкова о дяде Стёпе. Написанная в жанре культурно-исторического и литературоведческого расследования, эта работа явно нацелена на продолжение традиции, основы которой заложил блистательный Мирон Петровский в сборнике «Книги нашего детства» (см. рецензию Евг. Перемышлева в № 10 «Литературы»). Читатели узнают о дяде Стёпе много нового и неожиданного, но чтобы не сбить остроту сюжета, вдаваться в подробности не будем, ограничившись цитатой: дядя Стёпа “воплощает новый тип — советского человека. Он появляется всегда там, где нужно, и выполняет функцию, актуальную на данный момент: раздвижной лестницы, семафора, светофора, подъёмного крана. Он не наделён никакими личными качествами, он не добрый, не злой, не вспыльчивый, не влюбчивый. Его единственная социальная характеристика — применимость в городских условиях. Вещный мир, окружение, коим определяется обычно литературный герой, тут разрежен, почти пуст…” (с. 132–133). Парадокс в том, что и такой дядя Стёпа полон обаяния, это хотя и советский, но живой человек. Благодаря гениальным иллюстрациям Константина Ротова, который нарисовал собственную версию сюжета Сергея Михалкова? Будем читать статью, перечитывать «Дядю Стёпу», рассматривать рисунки Ротова, других художников и размышлять… Хорошо бы — вместе с учениками.

Но это не всё в № 4. Укажем также на бесхитростно-естественную по замыслу и замечательную по исполнению статью Ирины Сурат из её цикла «Три века русской поэзии». Она посвящена образу ласточки (образам ласточек?), воплощённому в стихотворениях Державина, Фета, Набокова, Мандельштама, Ходасевича, Заболоцкого (их тексты печатаются здесь же).

Наконец, нельзя не увлечься статьёй Анны Новомлинской «Жди меня, Лили Марлен!», в которой исследуется история знаменитейшей песни в Германии времён гитлеризма. Очень поучительно!

Журнал «Звезда»В журнале «Звезда» из номера в номер в рубрике «Школьный балл» печатается цикл статей Игоря Сухих о русской литературе, который успешно состязается со многими существующими школьными учебниками (некоторые статьи Сухих известны теперь и читателям «Литературы»). Там же в № 2 напечатано большое интервью 1997 года с академиком А.М. Панченко, которое станет хорошим дополнением к нашей «Школе филологии» (№ 7).

Журнал «Знамя»У журнала «Знамя» тоже есть постоянная рубрика, непосредственно связанная с проблемами полноценного гуманитарного образования, — «Родная речь». В № 3 здесь опубликована статья известного филолога Михаила Эпштейна «О творческом потенциале русского языка: Грамматика переходности и транзитивное общество». За несколько мудрёным для массового читателя заголовком скрывается поистине лингвистическая феерия — а сам автор связывает облюбованную им жанровую форму с “лингвистической фантастикой” или с “воображаемой филологией” (определение стиховеда В.П. Григорьева). Эпштейна сложно реферировать, но интересно и совсем не тяжело читать. Размышляя о “знакомой нам со школьной скамьи категории переходности — способности глагола иметь при себе прямое дополнение”, автор приходит к любопытному выводу: “В языке с неразвитой категорией переходности мысль обречена вращаться в кругу непереходно-возвратных отношений, где деятель действует, но при этом ничего не делает. Не настало ли время обратить вспять прежнюю тенденцию русского языка к утрате коренных переходных глаголов — и, напротив, обращать непереходные глаголы в переходные всюду, где это позволяет чувство языка и здравый смысл, а также растущая потребность общества в расширении круга активно обозначаемых действий? И тогда возникнет транзитивное общество, способное само целеполагать то, что на него возлагается «порядком вещей», — внедрять в них свою действенную причину, каузацию” (с. 206).

В других свежих “толстяках”, и в «Знамени» тоже, “ещё много чего”, как любит повторять его главный редактор Сергей Иванович Чупринин, но место на нашем «стенде» ограничено. Надо идти в библиотеку… Хотя вот, на дорожку несколько строк из замечательного цикла «В русском жанре» (часть 31) Сергея Боровикова («Новый мир». № 3).

Писатель Николай Шундик рассказывал, что однажды, за столом, в гостях у Шолохова кто-то “сказал про какую-то даму, что она страшная, как лошадь. На что Шолохов заявил: «Значит, ты, мерзавец, ни женщин, ни лошадей не любишь!» И прогнал”.

Настоящий мужской поступок.

Рейтинг@Mail.ru