Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №7/2007

Я иду на урок

Готовимся к выпускному экзаменуВ оформлении использована репродукция картины А.К. Саврасова «Пейзаж с радугой». 1881 г.

Татьяна Майорова


Татьяна Алексеевна МАЙОРОВА — учитель русского языка и литературы лицея №22 г. Иванова; кандидат филологических наук.

Тексты для проведения изложения с элементами сочинения в старших классах

Всё чаще выпускники выбирают в качестве экзаменационной работы по русскому языку и литературе не сочинение, а изложение с элементами сочинения. Министерство образования присылает в школы два типа текстов для изложений. Одни из них представляют собой отрывки из художественных произведений, другие — выдержки из литературоведческих или критических статей. И если первый тип текстов для проведения изложения в старших классах школы учитель по понятным причинам всегда имеет под рукой, то второй, могу сказать, исходя из собственного опыта, подобрать значительно труднее. Большинство статей о творчестве классиков носит сугубо научный характер, а популярные издания проявляют больший интерес не к творчеству авторов, а к их биографии, причём истолковывают её подчас не хуже “жёлтой” прессы. Поэтому саму по себе попытку предложить отрывки из литературно­критических статей, подходящие для отработки у старшеклассников навыков написания изложения с элементами сочинения, я считаю сегодня актуальной.

Тексты, предлагаемые вашему вниманию, подобраны и обработаны учениками. Ими же предложены и задания. Все ребята посещают элективный курс «Теория и практика написания изложения с элементами сочинения» и планируют на экзамене выполнять данный вид деятельности. И мне показалось, что для них будет полезно увидеть суть этой работы как бы “изнутри”, с позиции составителя текста изложения. Думается, подобная смена роли должна перевести учеников из разряда простых исполнителей чьейто воли в разряд активных участников, настоящих субъектов образовательного процесса. Да и учителю во время совместной подготовки с учениками методических материалов открываются новые истины, не всегда ощутимые в его традиционной позиции проверяющего.

При отборе текстов мы старались, чтобы были представлены яркие имена литературоведов, публицистов, чтобы те тезисы, справедливость которых они отстаивают, были интересными, проблемными, побуждающими задуматься о прочитанном. Ещё было важно, чтобы тексты “выводили” на разнообразные по проблематике вопросы, обращённые к старшеклассникам. Составители адаптировали статьи к условиям большего удобства работы в течение двух уроков, при необходимости сопровождали тексты краткими комментариями.

В этой подборке представлены тексты, касающиеся литературы XX века.

Составители — учащиеся 11-го «А» класса Алыгусейнова А., Анисимов Д., Байкова А., Владова Е., Долматова В., Ефремова Е., Зеленцов С., Кондратенко Н., Крайнов И., Лобанова К., Лындина И., Маленкин А., Матрёничева Л., Орлова М., Селиванова А., Табакова А., Харитонов Б., Чебаков Г.

1

Местные слова, употребляемые с тонким умением и безошибочным тактом, сообщают стихам и прозе Бунина исключительную земную прелесть и как бы ограждают их от “литературы” — всякого рифмованного или нерифмованного сочинительства, лишённого тёплой крови живого народного языка.

Обломной ливень” — непривычному слуху странен этот эпитет, но сколько в нём выразительной силы, дающей почти физическое впечатление внезапного летнего ливня, что вдруг хлынет потоками на землю точно с обломившегося под ним неба.

Точно так же — редкое, почти неизвестное в литературном обиходе слово “глудки” совершенно не нуждается в пояснении, когда мы его встречаем на своём месте: “смёрзшиеся глудки со стуком летели изпод кованых копыт в передок саней”. Но слово­то какое звучное, весомое и образное. Без него куда беднее было бы описание зимней дороги.

Занятно, что в цейлонском рассказе «Братья» Бунин называет туземную пирогу уж слишком порусски — дубок. И, однако, это не портит колорита тропического островного побережья. Что пирога, что дубок — это долблённая из цельного ствола лодка. И словечко это как бы напоминает, что этот рассказ, такой далёкий по содержанию от орлов­ско­курской земли, пишет русский писатель.

В «Господине из Сан-Франциско» этот певец русских степных просторов, несравненный мастер живописания родной природы, свободно и уверенно ведёт за собой читателя по комфортабельным салонам, танцзалам и барам океанского парохода. Он спускается с ним к “мрачным и знойным недрам преисподней… подводной утробе парохода… где глухо гоготали исполинские топки…”

Попробуйте заменить это простонародное, почти вульгарное слово “гоготали” правильным “хохотали” — и сразу ослабевает адское напряжение этих котлов, устрашающая мощь пламени, от которой содрогается подводная часть корпуса пароходагиганта.

Бунина нельзя не любить и не ценить за его строгое мастерство, за дисциплину строки, за труд, не оставляющий следов труда на его страницах.

По А.Твардовскому («И.Бунин»)

Обломной — густой, обрушивающийся.

Глудь — обледе€ница, гололедица, ледяная корка.

Дуб — чёлн, лодка, долбушка.

Гоготать — шумно хохотать, звонко, бешено смеяться.

Задание. Найдите в произведениях И.Бунина колоритные “местные” слова. Какую роль в тексте они играют?

2

Поэма «Двенадцать» является одним из прекрасных художественных претворений революционной действительности. Не изменяя ни самому себе, ни своим приёмам, Блок написал глубоко реальную и в то же время лирическую вещь. Этот поэт, словно уступивший свой голос большевикам, остаётся автором «Стихов о Прекрасной Даме».

Фабула поэмы проста, хотя очертания её слегка расплывчаты, как всегда у Блока. Сущность произведения заключается в волнах тех лирических настроений, которые проходят через души героев — двенадцати красногвардейцев. И выявляется, наконец, тот незримый враг, на которого направлены винтовочки стальные. Голодный пёс — это иронический символ, означающий старый мир. Но оружие обращено и на кого-то другого, который всё мелькает впереди, прячется в сугробах, машет красным флагом, прячется за дома. Ему грозят, в него стреляют... В появлении Христа в конце петербургской поэмы нет ничего неожиданного. Как всегда у Блока: Он невидимо присутствует и сквозит в наваждениях мира, как Прекрасная Дама сквозит в очертаниях незнакомок.

Удивительно то, что решительно все знакомые, передававшие мне содержание поэмы Блока прежде, чем её текст попал мне в руки, говорили, что в ней изображены двенадцать красногвардейцев в виде апостолов и во главе их идёт Иисус Христос. Когда мне пришлось однажды в обществе петербуржцев, слышавших поэму в чтении, утверждать, что Христос вовсе не идёт во главе двенадцати, а, напротив, преследуется ими, то против меня подняли вопль: “Это все ваши обычные парадоксы. Может, вы будете утверждать, что и Двенадцать вовсе не апостолы?” Но неужели никто из слышавших поэму не дал себе труда вчитаться в её смысл?..

Что же это за апостолы, которые идут охотиться на Христа? Красный флаг в руках Христа? Кровавый флаг — это новый крест Христа, символ его теперешних распятий. Получается, что в поэме нет ни панегирика, ни прославления большевизма. Сейчас её используют как произведение большевистское, с таким же успехом её можно использовать как памфлет против большевизма. Но её художественная ценность, к счастью, стоит по ту сторону этих временных колебаний политической биржи.

По М.Волошину («Поэт и революция. Александр Блок и Илья Эренбург»)

Панегирик — произведение, содержащее прославление какого-либо лица или события.

Памфлет — произведение, содержащее едкую сатиру на какое­либо явление.

Задание. Ответьте на вопрос: согласны ли вы с той трактовкой идейного смысла поэмы в целом и её финала в частности, которую мы находим в статье критика, поэта и художника М.Волошина? Ответ аргументируйте.

3

Впервые я увидел Ахматову зимой 1928 года в Ленинграде. Для студента-москвича встреча эта была просто счастливой случайностью. Тем не менее я был к ней как будто подготовлен и помню, как замер от радости, сразу узнав её по портретам, по “горбинке”, по “чёлке” среди множества народа, пришедшего в тот зимний вечер в Пушкинский Дом на открытое юбилейное заседание памяти Тютчева.

Любовь к стихам Анны Ахматовой в 17 лет была у меня, как ни странно, уже давней. Заразили меня ею сёстры. В нашей столовой места было много, и из окон шестого этажа видна была “вся Москва”. Зимой там стоял, как везде тогда, лютый холод, и на столе не было ничего, кроме пшённой каши без масла и морковного чая без сахара, да и то не всегда. Но за этим круглым столом или в углу, возле ледяного рояля, было шумно и весело. Запальчиво обсуждались первые литературные и научные пробы; самые резкие и страстные споры с удивительной лёгкостью перемежались импровизациями, музицированием и стихами. Стихов читалось множество. Онито, главным образом, и привлекали меня сюда, в эту компанию, куда меня допускали при неизменном условии: “Сиди и помалкивай, а то выгоним”.

Среди разнообразных тяготений этого молодого кружка к современной поэзии одно из самых сильных было “ахматовское”. У сестры Веры «Чётки» и «Белая стая» не только стояли на книжной полке рядом с Блоком, но были почти полностью у неё в памяти, и я тоже легко запоминал их на слух.

Приехав по окончании школы учиться в Ленинград, почемуто чаще всего, чуть ли не на каждом шагу, я ощущал себя в городе Ахматовой. Помню, как я ходил по улицам, по набережным и бубнил себе под нос её стихи. А что, если я её встречу? Ведь она и сейчас тут, где-­то рядом, где-­то ходит… Мне почему-то казалось, что впервые я увижу её непременно одну и непременно в сумерках, ветреных или ненастных, что мы окажемся рядом на набережной у Летнего сада, или возле тёмной громады Исаакия, или во дворе Фонтанного дома. Мне мерещились изящество и некая таинственность “петербургского” силуэта, скользящая, неверная походка, увы, чуть ли не “шляпа с траурными перьями”.

По В.Виленкину («В сто первом зеркале»)

Задание. Ответьте на вопросы. Какие стихи А.Ахматовой о Ленинграде мог “бубнить себе под нос” автор текста — известный литературовед Виталий Виленкин? Каким предстаёт в них образ города?

4

То новое, чем обогатил Сергей Есенин словесное искусство России периода ожесточённой классовой борьбы, было необходимо огрубевшей и суровой русской жизни конца 10-х годов. В ту пору передовая революционная поэзия вышла на площадь и начала говорить с новым многомиллионным читателем и слушателем языком политики и исторической злобы дня. Воздух сотрясали отчуждённо­холодные металлические ритмы стихов Пролеткульта и «Кузницы». В это-то время и зазвучал очень естественный, будто слово взяла сама природа, голос С.Есенина. Вместе с его стихами в литературу вошло нечто жизненно-коренное, беззащитнотревожное и легкоуничтожимое в силу своей душевной распахнутости, предельной искренности и интимной доверительности.

Немногие уловили в хрустально-чистом и по-весеннему звонком голосе С.Есенина ноту высокого внутреннего напряжения и надрыва, ещё меньший круг лиц оценил его творчество как глубинное выражение революции, которая не только затронула сознание человека, но и обрекла его на “каторгу чувств”. Одни увидели в нём златокудрого Леля, идиллического пастушка, талант беспечный и лёгкий. Другие — отщепенца, утратившего почву и связь с народом, бродягу и деклассированный “элемент”, обладающий заразительным и социально опасным упадочным настроением. Его называли “Дон Кихотом деревни и берёзы”, “беспутным гением” и попросту “хулиганом”.

Судьба и творческий путь Сергея Есенина сложны и противоречивы. Забегая несколько вперёд, скажем, что основной болевой нерв есенинской лирики — в разладе между природой и цивилизацией. М.Горький, встретившийся с поэтом в Берлине в мае 1922 года, с редкой проницательностью определил местоположение “солнечного сплетения” и в натуре Есенина, и в его лирике: “…Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое — более всего иного — заслужено человеком”.

По В.Васильеву («Поэтическое сердце России»)

Задание. Докажите, обращаясь к анализу произведений С.Есенина, что основным конфликтом его лирики был разлад между природой и цивилизацией.

5

Поэт не человек поступка, он человек слова. Слово и есть поступок поэта. И не только слово­глагол, слово-­действие, но любое слово, его фактура, его полный внутренний смысл и весь объём связанных с ним ощущений. Те слова, что звучат из уст Маяковского на самых высоких подъёмах его стиха, вызывают только отталкивание.

Ко времени пришествия Революции Маяков­ский, единственный из всех современников, был уже готовым её поэтом. И дело тут не в идейной его подготовленности, которая, кстати, очень сомнительна. К семнадцатому году молодой Маяков­ский оказался единственным из известных поэтов, у которого не просто темой, но самим материалом стиха, его фактурой были кровь и насилие. Он был готов перейти к штыку и нагану.

На словах, только на словах. Но об этом только и речь.

У него была удивительная способность к ненависти. Эта ненависть билась в нём и металась, прорываясь то в одну, то в другую сторону. Революция дала ненависти Маяковского направление и тем самым спасла от вечной истерики. На какое-­то время он успокоился, обрёл равновесие. Он стал ненавидеть только туда. Вся энергия была брошена в одну сторону. Концентрация при этом вышла фантастической.

А ещё Революция дала ему в руки оружие.

Раньше это были только нож и кастет, теперь же самые различные виды до маузера и пулемёта. Он и пользовался ими отныне по мере надобности, но всем другим предпочитал штык.

Обладал ли Маяковский воображением, этим первейшим свойством поэта, то есть попросту видел ли он то, что писал? Мы знаем, что в жизни Маяковский не резал глоток, не глушил кастетом, не колол штыком. Он и на войне-­то ни разу не был и даже в партию, как сам признаётся, не вступил, чтобы не попасть на фронт. А вот в стихах идёт “чужими трупами” и даже собирается отца облить керосином и пустить на улицы “для иллюминаций”. Так представлял ли он себе всё то, что писал, видел ли, допустим, эти самые трупы, ощущал ли чьё-то мёртвое тело под твёрдо знающими своими ногами?

Ситуация складывается таким образом, что любой ответ на этот вопрос губителен для поэта.

Обладал ли Маяковский воображением? Разумеется, и очень мощным. Но вся его безудержная фантазия, как в области изобретения образов, так и в области слова и словотворчества, удерживалась границами не внутреннего, а внешнего мира, его механическими законами.

В этом — ключ ко всему Маяковскому.

По Ю.Карабчиевскому («Воскресение Маяковского»)

Задание. Ответьте на вопрос: согласны ли вы с такой трактовкой творчества Маяковского? Ответ обоснуйте.

6

Маргаритой, героиней известного романа, принято восхищаться, видеть в ней возвышенный образ любящей, милосердной женщины. Но так ли это?

Милосердна ли Маргарита?

Да, Воланду заступничество Маргариты за Фриду поначалу кажется милосердием. Но Маргарита успокаивает духа зла, говоря, что она не милосердна, а легкомысленна.

Как видим, свой внутренний комфорт Маргарита ценит выше встречи с Мастером. Воланд предупредил, что исполнит лишь одну её просьбу. Маргарита имеет все основания подозревать, что Мастер в тюрьме. Но просит она не за него. За себя. За свой покой. Так что Маргарита успешно прошла испытание Воланда. Вот если бы она бросилась сразу просить за Мастера, жертвуя собой, тогда она явила бы чужеродность своего духа духу Воланда. А так они оказались одного поля ягодами. Ради себя они могут помогать людям, но ради себя же могут и перешагивать через них.

Булгаков гениально владел русским языком. Если он для описания героинь подобрал именно такие слова, как “оскалив зубы”, — значит, не стоит романтизировать Маргариту, отдирать от неё те черты, которые ей придал Булгаков, а насильственно отреставрированный лик ведьмы возносить на одну ступень со светлыми Мадоннами русской классики… Вы можете себе представить, чтобы у Льва Толстого Наташа Ростова улыбнулась Пьеру, “оскалив зубы”?

Так что Маргарита — отнюдь не милосердна, не “ангел­хранитель” и не “добрый гений” Мастера.

По А.Кураеву («“Мастер и Маргарита”: за Христа или против?»)

Задание. Ответьте на вопрос: согласны ли вы с позицией диакона Андрея Кураева, высказанной в данном отрывке?

Окончание следует

Рейтинг@Mail.ru