Архив
Задание со звёздочкой*
Вопрос.
Прочтите два фрагмента из повести Пушкина «Пиковая Дама». Фрагмент первый: “Игра занимает меня сильно, — сказал Германн, — но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее” (глава I). Фрагмент второй: “Будучи в душе игрок, никогда не брал он карты в руки, ибо рассчитал, что его состояние не позволяло ему (как сказывал он) жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее” (глава II). Сопоставьте их между собой. Сходства и совпадения очевидны, но есть ли между фрагментами различия, которые связаны с их смыслом? Как можно интерпретировать и сам факт повтора, и найденные изменения?
Ответ.
Эта перекличка была специально исследована Г.Г. Красухиным (рекомендуем вам его книгу «Доверимся Пушкину», в которой словесник найдёт много любопытных наблюдений к урокам).
Литературовед заметил, что слова Германна (во втором фрагменте они выделены курсивом — так в пушкинское время выделяли “чужую речь”, цитату; здесь необходимость курсива продиктована тем, что вся фраза идёт от автора) совпадают буквально. Это говорит о том, что в его голове сложилось и “обкаталось” нечто вроде устойчивой словесной формулы, из которой изгнано всё “лишнее”.
Действительно, эта фраза состоит из двух изоморфных частей: на первом месте — предикативный элемент “не в состоянии” (при передаче прямой речи Германна во втором фрагменте он опущен по грамматическим соображениям) / “в надежде”; на втором месте — инфинитив “жертвовать” / “приобрести”; завершает каждую часть субстантивированное прилагательное “необходимое” / “излишнее”. Любопытно, что внутри второй и третьей части между её элементами возникают антонимичные отношения — это ещё больше организует фразу.
Отличие же фрагментов (помимо первого и третьего лица, а также чисто внешних, не выводящих на смысловой уровень расхождений) состоит в грамматической форме глагола “сказать”, сопровождающего в обоих случаях фразу Германна. В первый раз использовано обычное прошедшее время, во второй раз — форма многократного действия. Не будем вдаваться в лингвистические тонкости относительного того, форма это или новое слово (здесь могут быть разные точки зрения), но сказывать отличается от сказать именно значением многократности. Такие глаголы — в науке их называют итеративами — в ограниченном количестве известны литературному языку (ходить — хаживать, видать — видывать, есть — едать; как видим, часто они стилистически окрашены, имеют некий оттенок устарелости или фольклорности) и очень продуктивно образуются в различных говорах (спрашивать — спрашивливать и спрашеивать, ночевать — ночеивать и ночёвывать и т.д.). Итеративы обозначают действие, много раз совершавшееся в прошлом.
В тексте Пушкина сама глагольная форма помогает читателю понять, как велико было искушение Германна игрой, как много раз он подвергался ему, как часто приходилось ему повторять свою магическую формулу, чтобы удержаться от соблазна. Вот почему она так “ладно скроена”! Как морской камушек, обточенный прибоем, она гладка и кругла — и при говорении не производится, а воспроизводится почти автоматически, как пословица.
Перед нами пример того, как экономно пользуется автор языком для выражения мысли. Маниакальная страсть, владеющая Германном, в сочетании с железной выдержкой составляет основу его личности. Эта основа становится понятной внимательному читателю и через строго организованную синтаксически и грамматически речь героя, и через умело выбранную глагольную форму.
Что же до самой формы многократности, то пользоваться ею нужно умело. Иначе недолго попасть и в комическое положение, сродни описанному Ю.Н. Тыняновым в его книге «Смерть Вазир-Мухтара».
“Петя Каратыгин пожаловался, что в новой пьесе приходится ему говорить странное слово: бывывало.
— Что такое «бывывало»? — пренебрежительно спросила Варвара Даниловна, Гречиха.
— Бывывало?
— Бывало?
— Нет, бывывало.
Крылов нацелился на этот разговор. Он оторвался от тарелки:
— Бывывало, — сказал он, жуя и очень серьёзно. — Можно сказать и бывывывало, — он жевал, — да только этого и трезвому не выго-во-рить...”