Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №12/2006

Архив

ПРАКТИКАСергей Довлатов. Нью-Йорк, 1979 г. Фото Нины Аловерт.

Галина Доброзракова


Алиханов и Печорин

Автобиографический герой Сергея Довлатова — лишний человек Нового времени

Продолжение. Начало цикла в № 11. Окончание в № 13.

Материалы к уроку

Цели урока:

1) сопоставление образов Печорина и Алиханова;

2) выявление функции лермонтовских цитат и аллюзий в повестях С.Довлатова «Зона» и «Заповедник».

Перед уроком необходимо дать следующие задания.

Задание для всего класса. Найти в тексте произведений С.Довлатова «Зона» и «Заповедник» лермонтовские аллюзии, а также точные и неточные цитаты из романа «Герой нашего времени»; объяснить их функцию.

Индивидуальные задания к уроку.

1. Сообщение «Образ времени в произведениях М.Ю. Лермонтова и С.Д. Довлатова».

2. Сообщение «Жизнь литературного образа в истории. Печорин и печоринство».

Оформление. Портреты Сергея Довлатова и Михаила Лермонтова.

Эпиграф:

…На новых этапах истории вновь и вновь возвращается к нам лермонтовский роман, который создал в русской культуре саму возможность рассматривать духовную историю общества в “героях и героинях” нашей литературы.

А.И. Журавлёва

Словарь урока: авторефлексия, реминисценция.

Авторефлексия — анализ собственных мыслей и переживаний.

Реминисценция — отзвук чужого произведения в прозе, поэзии, музыке и пр.

Ход урока

Вступительное слово учителя

Анализируя тексты повестей Сергея Довлатова, можно обнаружить черты их сходства с романом «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова, которое проявляется и в однотипности жанровой структуры произведений, и в обрисовке образов главных героев — Печорина и Алиханова.

Неслучайно литературовед И.Н. Сухих соотносит довлатовскую прозу с лермонтовским романом: “Сергея Довлатова можно воспринимать как автора одного главного текста. Его пятикнижие («Зона» — «Заповедник» — «Наши» — «Чемодан» — «Филиал») можно интерпретировать как роман рассказчика, роман в пяти частях (подобный «Герою нашего времени»)”. Вспомним, что повести М.Ю. Лермонтова, в которых, по словам В.Г. Белинского, прослеживалась “одна мысль, и эта мысль выражена в одном лице, которое есть герой всех рассказов”, первоначально так же были изданы отдельно и позднее объединены в роман.

Жанровая связь произведений Довлатова с лермонтовским романом особенно заметно “обнажается” при сравнении их с главами-повестями «Журнал Печорина» и «Фаталист», отразившими, как указывается в комментарии В.А. Мануйлова к «Герою нашего времени», многие черты биографии М.Ю. Лермонтова и созданными в форме “автобиографических заметок”. Характерные особенности этой формы: субъективность, психологизм, авторефлексия — сближают “роман рассказчика” С.Довлатова, написанный от первого лица, с текстом М.Лермонтова; кроме того, у обоих авторов изображение образа времени и становление личности главных героев занимает центральное место и заменяет собой сюжет: “История души человеческой, даже самой мелкой души, едва ли не интереснее истории целого народа” (М.Лермонтов) — “Мне кажется, я пишу историю человеческого сердца” (С.Довлатов в статье «Как издаваться на Западе»).

Создавая “свой портрет и портреты своих знакомых”, и М.Лермонтов, и С.Довлатов стремились дать нравственный урок современникам и потомкам, раскрывая историю собственной духовной жизни в контексте своего времени.

Сообщение ученика «Образ времени в произведениях М.Ю. Лермонтова и С.Д. Довлатова»

Материалы к сообщению

В своём “едином тексте” Сергей Довлатов, рассказывая о себе и своих близких, прежде всего создаёт образ времени. “Я думаю, — писал Довлатов, — наше гнусное поколение, как и поколение Лермонтова, уцелеет. Потому что среди нас есть художник такого масштаба, как Бродский».

К этому высказыванию необходимо добавить, что и сам Сергей Довлатов стал достойным представителем поколения, родившегося в 40-е годы и достигшего своей зрелости в 70–80-е годы XX века. По словам литературоведа А.М. Зверева, “Довлатов своему времени принадлежал целиком и полностью, им был создан, а если хотите — вызван им как писатель: в таком писателе оно нуждалось, чтобы увидеть, а значит, осознать самое себя” — “…это на глазах мертвевшее время было главным сюжетом Довлатова”. “Сергей Довлатов от первого грустно усмехающегося лица рассказал историю своей, а как теперь ясно — и нашей с вами пропащей жизни”, — вторит критик А.Ю. Арьев.

Как перекликаются эти слова с высказываниями критиков о Лермонтове! А.И. Герцен пишет: “Лермонтов всецело принадлежит к нашему поколению… Принуждённые к молчанию, сдерживая слёзы, мы выучились сосредоточиваться, скрывать свои думы… Мужественная грустная мысль никогда не покидала его чела…” В.Белинский продолжает: “В годы жестокого подавления человека Лермонтов мучительно размышлял о судьбе и правах человеческой личности”.

Время М.Ю. Лермонтова — годы казарменной муштры и политической реакции, наступившие после разгрома восстания декабристов; время С.Довлатова, как пишет он сам в статье «Мы начинали в эпоху застоя», — расцвет “казарменного социализма”, “административно-командная система и в более общем смысле — «эпоха застоя». Сразу же представляется нечто мрачное, беспросветное, лишённое каких бы то ни было светлых оттенков”. И если в довлатовских художественных произведениях нет прямого осуждения своего времени и своих современников, то его можно угадать в подтексте, который отсылает читателя к строкам М.Лермонтова: “Печально я гляжу на наше поколенье…”

Когда читаешь воспоминания современников о Лермонтове и Довлатове, создаётся впечатление, что эти писатели обладали каким-то внутренним сходством. “…Никогда ни про кого не отзовётся хорошо…” — писал о Лермонтове А.Ф. Тиран. “Лермонтов был остёр, и остёр иногда до едкости; насмешки, колкости, эпиграммы не щадили никого, ни даже самых близких ему…” — вспоминал Н.Ф. Туровский.

О Довлатове читаем в книге воспоминаний «Довлатов — добрый мой приятель», написанной Людмилой Штерн: “Он мог быть надёжным товарищем и преданным другом, но ради укола словесной рапирой мог унизить и оскорбить. И делал это весьма искусно… К нему применима поговорка «Ради красного словца не пожалеет и родного отца»”.

И Лермонтов, и Довлатов словно рождены были для того, чтобы зорко всматриваться в себя и окружающих, не пропуская ни одного недостатка, не щадя никого. “Подобные натуры обычно появляются в периоды упадка устоявшихся форм общественной жизни, в переходное время, когда в обществе господствует скептицизм и нравственное разложение… Они клеймят пороки общества, обнажая свои собственные раны, ошибки и внутреннюю борьбу, и в то же время они искупают и исцеляют этот прогнивший мир, раскрывая красоту и совершенство человеческой натуры, в тайны которой можно проникнуть только гений. В их творчестве слиты воедино эпос и лирика, действие и размышление, повествование и сатира” (А.И. Герцен).

Сообщение ученика «Жизнь литературного образа в истории. Печорин и печоринство»

Материалы к сообщению

Печорин — герой М.Ю. Лермонтова, первый образ лишнего человека в русской прозе — не только оказался предметом литературной критики, напряжённо обсуждавшей: герой ли Печорин и кто виноват в его бедах — время, личность или “классовое положение”, но и произвёл очень большое впечатление на читателей как некий образец определённого облика и поведения.

“Пожалуй, до лермонтовского романа из отечественных писателей лишь одному удалось вооружить русских людей таким образом-образцом (только отрицательным) — Фонвизину с его Митрофанушкой”, — отмечает литературовед А.И. Журавлёва.

Разочарованность, холодная сдержанность и небрежность Печорина, трактуемые как маска тонкого и глубоко страдающего человека, становятся предметом подражания.

Поколение передовой русской интеллигенции 1830–1840-х годов приняло лермонтовского героя как выразителя своих настроений, противостоящих “застою”. Доказательством этому служит напечатанное в «Москвитянине» поэтом В.И. Красовым — членом кружка Станкевича — стихотворение «Романс Печорина».

В 1850-е годы появляются произведения, запечатлевшие бытовое печоринство как характерное явление русской жизни. Так, роман М.В. Авдеева «Тамарин» (1852), как и лермонтовский, печатался в «Современнике» отдельными повестями, которые были объединены в роман, после чего критика отметила его подражательность «Герою нашего времени».

Необычный поворот темы бытового печоринства даёт пьеса А.Н. Островского «Бедная невеста» (1851), где автор показывает, как лермонтовский роман отразился в сознании героев из мелкочиновничьей и мещанской среды.

Водевиль И.Е. Чернышёва «Жених из домового отделения» (1858) — тоже яркий образец литературы, в которой изображён герой печоринского типа.

И наконец, в 1874 году М.В. Авдеев пишет работу «Наше общество (1820–1870) в героях и героинях литературы»; в ней автор возвращается к рассуждениям о рефлексирующих героях, в том числе о Печорине.

Тип лишнего человека появился в русской литературе вновь в 70–80-е годы XX века. Герой повести С.Довлатова «Заповедник» — Борис Алиханов — предстаёт перед читателями как лишний человек Нового времени.

Алиханов — лишний человек 1970-х годов (выявление сходства и различий между Печориным и Алихановым)

— Найдите сходство и различия между Печориным и Алихановым.

(В результате ответов учащихся составляется таблица.)

Алиханов и Печорин

Сходства

  • конфликт между творческой интеллигентной личностью и эпохой
  • раздвоенность, колебание воли
  • жажда свободы и бремя одиночества
  • стремление к идеалу и горечь разочарования
  • неясность внутренних рычагов поведения
  • ироническое отношение к окружающим
  • постоянный и беспощадный самоанализ, авторефлексия
  • “кривая” линия судьбы

Различия

Алиханов
  • вера в судьбу
  • пристрастие к алкоголю
  • безразличие к природе
  • нелюбовь к активной деятельности
Печорин
  • неверие в судьбу
  • нравственный вампиризм, стремление к власти над людьми
  • любовь к природе
  • жажда деятельности
Исследовательская работа (проверка домашнего задания)

Учащиеся должны были найти вкраплённые в довлатовский текст (повести «Зона» и «Заповедник») точные и неточные цитаты из «Героя нашего времени» и лермонтовские аллюзии. На уроке они читаются и комментируются.

В одной из “глав” повести С.Довлатова «Зона» исповедь героя-рассказчика перекликается с размышлениями Печорина о назначении человека, о его духовной жизни, раздвоенности человеческой личности. (В этой же главе, кстати, есть упоминание и фамилии писателя — Лермонтов.)

У Лермонтова

“…Я вступил в эту жизнь, пережив её уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книги”.

“В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли”.

“Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец”.

“Славный был малый, смею вас уверить, только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут — а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнёт, уверяет, что простудился; ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет; а при мне ходил на кабана один на один…”

У Довлатова

“Моя сознательная жизнь была дорогой к вершинам банальности. Ценой огромных жертв я понял то, что мне внушали с детства. Но теперь эти прописные истины стали частью моего личного опыта”.

“…Мне ли не знать, что такое душевная слабость”. “Я увидел, как низко может пасть человек. И как высоко он способен парить”.

“В охране я знал человека, который не испугался живого медведя. Зато любой начальственный окрик выводил его из равновесия”.

Одним из важнейших мотивов произведений Лермонтова и Довлатова является мотив поисков истинного “я” в процессе самопознания. Размышляя над философскими вопросами человеческого существования, герои не обходят и вопроса о фатализме.

Испытание судьбы показано Довлатовым в повести «Зона», причём в изображённом эпизоде обнаруживается параллель с лермонтовским текстом. Описание случая, когда Алиханов бросается на вооружённого преступника, перекликается с теми строками из повести «Фаталист», где Печорин обезоруживает казака, убившего Вулича.

У Довлатова

“На секунду я ощутил тошнотворный холодок под ложечкой… — Назад! — крикнул я, хватая Чалого за рукав”.

У Лермонтова

“Сердце моё сильно билось… Я схватил его за руки…”

Здесь воспоминания автобиографического героя корректируются литературным текстом; Алиханов словно осознаёт себя в роли Печорина, пересказывая этот эпизод в соответствии с поведением лермонтовского персонажа. Как отмечает Н.Николина, такое явление может наблюдаться в автобиографической прозе: “«Поведенческий текст» (Ю.М. Лотман) в этом случае имеет аналогом текст художественный, с которым он переплетается. С одной стороны, литературный сюжет рождается в жизни, затем воплощается в тексте и параллельно живёт в воспоминаниях, с другой стороны, изображённый в художественном тексте мир влияет на характер этих воспоминаний и их отображение в другом тексте”.

Как видим, языковые средства в прозе С.Довлатова являются не только формой образа, но и средством аллюзии, отсылая к лермонтовскому слову, важному для интерпретации текста. Значительная часть цитат вводится С.Довлатовым без указания авторства, многие из них подвергаются различным модификациям и используются максимально свободно.

Укажем ещё на некоторые параллели в произведениях С.Довлатова и М.Лермонтова. Так, и Печорин, и Алиханов (в повести «Заповедник») предстают перед читателем как потенциальные женихи (хотя сама мысль о женитьбе приводит их в ужас).

У Лермонтова

“…Видно… вся водяная молодежь была уже на перечёте, потому что они [дамы] на меня посмотрели с нежным любопытством”.

У Довлатова

“— …Простите, вы женаты? — …Наши девушки интересуются. — …У нас тут много одиноких. Парни разъехались”.

Совпадает и способ представления читателям главных героев — Печорина в «Журнале Печорина» и Алиханова в «Заповеднике». Имена героев называются в диалоге при встрече со старыми приятелями. Диалоги эти построены по одному плану.

У Лермонтова

“Я остановился, запыхавшись, на краю горы и, прислонясь к углу домика, стал рассматривать живописную окрестность, как вдруг слышу за собой знакомый голос: — Печорин: давно ли здесь? Оборачиваюсь: Грушницкий! Мы обнялись. Я познакомился с ним в действующем отряде”.

У Довлатова

“— Тут всё живёт и дышит Пушкиным, — сказала Галя, — буквально каждая веточка, каждая травинка. Так и ждёшь, что он выйдет сейчас из-за поворота…

Между тем из-за поворота вышел Лёня Гурьянов, бывший университетский стукач. — Борька, хрен моржовый, — дико заорал он, — ты ли это? Я отозвался с неожиданным радушием”.

Используются отсылки к тексту Лермонтова и в диалоге между Алихановым и Натэллой («Заповедник»), характеризующем главного героя.

“— А вы человек опасный.

— То есть?

— Я это сразу почувствовала. Вы жутко опасный человек.

— В нетрезвом состоянии?

— Я говорю не о том.

— Не понял.

— Полюбить такого, как вы, — опасно”.

Сравним диалог Печорина с Мэри.

“— Вы опасный человек, — сказала она мне, — я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, — я думаю, это вам не будет очень трудно.

— Разве я похож на убийцу?..

— Вы хуже…”.

В довлатовском произведении наблюдается ироническое снижение лермонтовской цитаты, которая контрастирует с бытовым контекстом, и в то же время читатель понимает, что оценка героя окружающими не совпадает с его самооценкой.

Ироническое отношение к себе и обществу характерно и для Печорина, и для автобиографического героя довлатовской прозы. Светское “водяное” общество и советское общество (в повести «Заповедник») изображаются по единому образцу.

У Лермонтова

“Я стоял сзади одной толстой дамы, осенённой розовыми перьями; пышность её платья напоминала времена фижм, а пестрота её негладкой кожи — счастливую эпоху мушек из чёрной тафты. Самая большая бородавка на её шее прикрыта была фермуаром”.

У Довлатова

“Длинная юбка с воланами, обесцвеченные локоны, интальо, зонтик — претенциозная картинка Бенуа. Этот стиль вымирающего провинциального дворянства здесь явно и умышленно культивировался. В каждом из местных научных работников заявляли о себе его характерные чёрточки. Кто-то стягивал на груди фантастических размеров цыганскую шаль. У кого-то болталась за плечами соломенная шляпа. Кому-то достался нелепый веер из перьев”.

Заключительное слово учителя

Итак, ситуации и образы довлатовского “романа рассказчика” проецируются на художественный мир М.Лермонтова (трудно сказать, осознанно или неосознанно делал это С.Довлатов, но несомненно, что он прекрасно знал лермонтовский текст и восхищался мастерством Лермонтова. “Если обнаружите у Лермонтова строчку ничтожного значения, я буду абсолютно раздавлен”, — писал он Елене Скульской).

Одно из главных соответствий в творчестве Лермонтова и Довлатова — изображение образа времени, характеризующегося как застойное, и интерпретация главного героя как “лишнего” человека, осознающего абсурдность своего существования.

Лермонтовские цитаты, включаемые в текст произведений С.Довлатова, носят как явный, так и скрытый характер. В тематическом отношении они связаны с развёртыванием трёх сквозных мотивов: мотива поисков истинного “я” в процессе самопознания, мотива разочарования, мотива судьбы. Автобиографический герой С.Довлатова при помощи цитат и реминисценций сближается с Печориным, при этом обращение к лермонтовскому слову не только расширяет круг образных средств, используемых С.Довлатовым, но и выполняет характерологическую функцию, устанавливая отношения идентификации между главными героями обоих авторов, и служит средством неявно выраженной авторской оценки.

Литература для учителя

  1. Журавлёва А.И. Лермонтов в русской литературе. Проблемы поэтики. М., 2002.
  2. М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1989.
  3. Мануйлов В.А. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»: Комментарий. 2-е изд., доп. Л., 1975.
  4. Штерн Л. Довлатов — добрый мой приятель. СПб., 2005.
Рейтинг@Mail.ru