Я иду на урок
Я иду на урок
Евгения АБЕЛЮК
Евгения Семёновна АБЕЛЮК (1951) — учитель словесности Лицея на Воробьёвых горах; постоянный автор «Литературы».
Правда Константина Воробьёва
Материалы к уроку
Необходимость дать нашим читателям своевременные консультации по темам выпускного сочинения вынудила нас перенести в другие номера материалы, связанные с празднованием 60-летия Великой Победы. Но мы по-своему отмечаем всенародный праздник и в этом номере: даём большую статью, которую рекомендуем использовать как полноценную консультацию к темам 340, 341, 371, 381.
Судьба
Константин Дмитриевич Воробьёв (1919–1975) родился в крестьянской семье в Курской области (деревня Нижний Реутец). В 1935 году, когда будущему писателю было шестнадцать лет, он написал стихи на смерть Куйбышева и послал их в редакцию районной газеты. В стихотворении были такие строки: “Ты не один, в аду с тобою и Сталин будет в краткий срок”. Понятно, что после такой публикации юному корреспонденту грозила серьёзная опасность; его спас добрый совет: К.Воробьёву посоветовали срочно уехать из Курска.
Воробьёв попал в Москву. Сначала устроился на работу, потом был зачислен в роту кремлёвских курсантов (помог классический для этой службы рост — 1 м 83 см — и происхождение: “из крестьян”).
Началась война, и в октябре 1941 года лейтенант Воробьёв ушёл на фронт, который к тому моменту приблизился к Москве.
Продвигаясь к передовой, рота К.Воробьёва, вооружённая винтовками образца 1893 года и бутылками с зажигательной смесью, встретилась с подразделением войск НКВД. (Как известно, в задачу войск НКВД — их так называемых заградительных отрядов — входило наблюдение за своими.) Почти вся рота Воробьёва была уничтожена в первом же бою, а оставшиеся в живых разбрелись по окрестным лесам. Большинство попало в плен. Среди них был и Константин Воробьёв.
События эти происходили под Клином. Бои под Москвой, ранение, плен, голод, тиф, множество попыток бежать, побег, партизанская война в тылу у немцев, в Литве, соединение со своими, сталинский лагерь — всё это пережито Константином Воробьёвым, а затем воплотится в его литературном творчестве.
Литературная биография
В партизанском подполье, в Шауляе, Воробьёв написал повесть, которая впоследствии была названа «Это мы, Господи!» (1943). Она рассказывает о том, как выживали в плену наши солдаты.
Повесть перепечатали на машинке, а саму машинку зарыли в саду, где она и пролежала до конца войны. Публиковать произведение тогда было невозможно: побывавшие в немецком плену рассматривались как предатели. Тем не менее в 1946 году К.Воробьёв послал повесть в журнал «Новый мир». Под предлогом, что автор представил лишь первую часть произведения, вопрос о публикации был отложен до появления окончания. Текст попал в архив, где был случайно найден лишь в 1985 году. И в личном архиве писателя повесть целиком не сохранилась; судя по всему, отдельные её фрагменты вошли в другие произведения Воробьёва.
Почти через два десятилетия, в 1963 году, тот же «Новый мир» (главный редактор — А.Т. Твардовский) напечатал повесть К.Воробьёва «Убиты под Москвой».
От темы войны Воробьёв переходит к рассказу о событиях в курской деревне 1920-х годов — о коллективизации (повесть «Друг мой Момич»).
Однако в октябре 1964 года снимают Хрущёва, ситуация в стране резко меняется, и К.Воробьёва опять перестают публиковать. Теперь повесть «Друг мой Момич» не принимает и Твардовский. К.Воробьёв переживает это как тяжёлый удар.
Скончался Константин Воробьёв в Вильнюсе в 1975 году. Сейчас прах его возвращён на родину, в Курск.
В 1986 году в журнале «Наш современник» была напечатана повесть «Это мы, Господи!», пролежавшая в архиве «Нового мира» сорок лет.
Сборник повестей К.Воробьёва впервые был издан в Вильнюсе. Сюда, помимо повести «Убиты под Москвой», вошли «Сказание о моём ровеснике», «Тётка Егориха», «Крик», «Генка, брат мой», «Почём в Ракитном радости».
В России собрание сочинений писателя в трёх томах вышло в 1991 году. В 2001 году писателю была присуждена премия фонда А.И. Солженицына.
При жизни творчество К.Воробьёва по достоинству оценил литературный критик Ю.Томашевский. В 1981 году, вскоре после его смерти, со статьёй выступил И.Золотусский. Как писал критик, творчество К.Воробьёва — “приобретение последних лет. Странно: его повести выходили и печатались, но имя его и книги не были в ходу. Может быть, потому, что слишком горькая правда была заключена в них, широкому читателю оно было незнакомо. Повесть «Убиты под Москвой» была напечатана в «Новом мире» в 1963 году. С тех пор имя К.Воробьёва запомнилось, но отошло куда-то на край сознания, как имя редкое, одинокое. В повести «Почём в Ракитном радости» герой, вернувшийся после долгого отсутствия в родную деревню, встретив там своего дядю, говорит ему: «Я хороший писатель… Я хороший писатель… Я не плохой писатель, дядя Мирон!»
Есть в этом самооправдании что-то личное”1.
«Убиты под Москвой»
В 1961 году Константин Воробьёв написал повесть «Убиты под Москвой». Напечатана она была в журнале «Новый мир»2. Официальные круги были недовольны этой публикацией, что сразу сказалось на критических отзывах на книгу. Имя К.Воробьёва перестало упоминаться в печати.
Между тем повесть К.Воробьёва высоко оценили писатели-фронтовики: В.Кондратьев, В.Астафьев, Е.Носов. Последний писал о прозе К.Воробьёва: “Впервые я прочитал его более двадцати лет назад, когда он был уже зрелым мастером. Это была повесть «Убиты под Москвой». В общем потоке тогдашней литературы о войне она остановила меня, как останавливает в картинной галерее, повергает в волнующее смятение, скажем, суриковское полотно «Утро стрелецкой казни»”3.
В основе сюжета повести — один военный эпизод; события происходят в самом начале войны, поздней осенью 1941 года, под Москвой. Это время, когда немцы стремительно наступают, а советская армия отступает, и в направлении от западных границ СССР к центру России иногда целые дивизии или полки, иногда роты или взводы попадают в окружение.
В повести К.Воробьёва в окружении, на “подмосковных полях”, оказывается “учебная рота кремлёвских курсантов”. Двести сорок красивых и здоровых молодых людей, специально отобранных для службы в Кремле (все как один, рост — 183 см), как и многие тысячи советских солдат, попали в хаос первых месяцев войны.
Главный герой Алексей Ястребов только что произведён в лейтенанты и назначен командиром взвода. В “лейтенантской” прозе было принято изображать мужание молодого человека на войне. Этой традиции следует и К.Воробьёв.
Все поступки героя тонко обоснованы психологически. И первый неудачный приказ молодого командира обстрелять разведчиков противника. И то, как он отдаёт приказы — волнуясь, “воркующим тенором”. И то, что во время обстрела — своего первого боевого крещения — ему страшно отпустить от себя человека более опытного — политрука Анисимова. И в конце концов то открытие, которое он делает после первого же боя: человеку под пулями важно знать, что рядом с ним есть старший, принимающий решение. В течение пяти суток разворачивается действие повести. За это время Алексей Ястребов учится принимать решения и брать на себя ответственность.
Однако в повести К.Воробьёва не всё так однозначно, и к привычным мотивам “лейтенантской” прозы добавляются новые.
В основном события показываются читателю так, как их видит главный герой. И всё же существуют в повести «Убиты под Москвой» разные уровни понимания происходящего. Различными способами автор “подправляет” точку зрения Алексея. Повествование строится сложно. В какой-то момент о событиях, уже известных читателю и описанных с точки зрения лейтенанта, размышляет капитан Рюмин. Благодаря такому повествовательному ходу эти события изображаются как бы в двойном ракурсе.
Звучат в повести Алексея Ястребова и суждения о происходящем, и авторские характеристики героя, например такая: “С ещё более нечётким и зыбким сознанием воспринималась им война”. Развитие сюжета повести покажет читателю, что за краткое время её действия сознание героя меняется. И всё же многое, очевидное для капитана Рюмина (и для автора), для него так и останется неясным.
Курсанты не обеспечены в полной мере оружием, их не прикрывает артиллерия. Их жизни мог спасти своевременно выполненный приказ отступать, но такой приказ передан из штаба не по форме: устно, через связного, его передал неизвестный Рюмину майор. Эта халатность предрешает исход: приказ следует перепроверить; в результате он не выполняется своевременно — курсанты окружены и гибнут.
Автор показывает бессмысленность происходящего: из 240 кремлёвских курсантов погибает 239. Фактически они используются как пушечное мясо.
Каковы причины случившегося? О них размышляет капитан Рюмин. Перед самоубийством, разговаривая сам с собой, он шепчет: “Мерзавец! Ведь всё это давно было показано нам в Испании!” Имя не названо, но очевидно: речь о Сталине. О том Сталине, который для лейтенанта Ястребова (во всяком случае, в начале повести) — непререкаемый авторитет: “сам Сталин”, — думает Алексей.
С присущим ему лаконизмом автор говорит и о других особенностях советской жизни: в поле зрения читателя попадает и НКВД (вспомните встречу роты Рюмина с командиром спецотряда войск НКВД с “щупающей душу усмешкой” на губах), и тот безотчётный страх, который “сидит” в душах курсантов (в сцене, когда немецкий самолёт сбрасывает листовки, показывается, как Рюмин, выжидая, смотрит на свою роту — возьмут или нет? “Они боятся. Кого? Меня или друг друга?”). Взору героя открывается вид деревни с заброшенным кладбищем, церковь без креста. Автор показывает отношения между офицерами разного ранга, офицерами войск разного подчинения. Отношение к тем, кто побывал в плену.
Круги понимания
Кажется, что в повести «Убиты под Москвой» авторский голос звучит почти в унисон с внутренней речью главного героя, Алексея Ястребова. Однако очень скоро читатель начинает понимать, что взгляды автора и его молодого героя на изображённое не совпадают. Различны также и уровень авторского понимания и кругозор Рюмина. За короткое время, описанное в рассказе, Рюмин многое открывает для себя. Как меняется его мировоззрение?
Рюмин воспитан своим временем, партийными лозунгами типа “только вперёд” — в течение многих лет они готовили советского человека к победоносной войне, войне “на разгром врага”. Человек рациональный, Рюмин в то же время слепо верит в то, что всё произойдёт так, как он предполагает. Он ведёт свою роту в бой впервые, прямо с учебных занятий. Как подсказывает ему теоретическое знание, враг может прийти только с запада, а тот приходит с востока. Слепая вера, расчёт, основанный на сугубо теоретических представлениях, становятся причиной гибели роты.
В том, что произошло, казалось бы, нет личной вины Рюмина; виновна советская пропаганда и государство, раздувавшее её; виновен Сталин, имя которого вспоминает Рюмин перед тем, как убить себя. И всё же теперь Рюмин винит себя и свою слепоту, винит себя за то, что дал себя оглупить. Его самоубийство воспринимается читателями как самонаказание за гибель роты и вообще за всё произошедшее. Он чувствует, что был ослеплён иллюзиями, и потому берёт на себя вину и ответственность за трагедию первых месяцев войны.
Традиции русской литературы
Мир, в котором происходит то страшное и противоестественное, что называется словом “война”, в повести К.Воробьёва удивительно красив. Так, в изображённых картинах много света (“снег не блестел, а сиял огнисто, переливчато-радужно и слепяще — солнце взошло прямо за огородами деревни. Свет всё нарастал и ширился...”). Снег здесь — “лёгкий, сухой, голубой”, с запахом антоновских яблок.
Образ мира, возникающий в повести, конкретен, зрим, насыщен точно подмеченными деталями, и, конечно, не случайно возникает здесь бунинский образ — запах антоновских яблок. Способ автора смотреть на мир и описывать его напоминает бунинский. По-бунински смотрит вокруг и герой К.Воробьёва. Алексей Ястребов ощущает радость “хрупкого утра”, и это “неуёмное, притаившееся счастье” передаётся и ему.
Повествование К.Воробьёва словно впитало в себя мотивы русской литературы. Возможно, нелепая фигура генерал-майора Переверзева, прежде командовавшего дивизией, потом попавшего в окружение и вышедшего из него в солдатской шинели с чужого плеча, случайно напоминает булгаковского гетмана из романа «Белая гвардия». Этого нельзя сказать о толстовских параллелях повести — они у К.Воробьёва, как и у многих других советских писателей, писавших о войне, очевидны. Видимо, после Л.Толстого невозможно говорить о войне, не учитывая открытой им правды.
Так, в повести «Убиты под Москвой» хаос войны противостоит желанию капитана Рюмина на войне всё делать по правилам военной науки, красиво и правильно, например, вести роту на фронт как на парад, под “чёткую и торжественную” команду. А Алексей Ястребов, командуя своим четвёртым взводом, понимает, “что слепым ночным боем управляет инстинкт дерущихся, а не командиры”...
К.Воробьёв понимает задачи полководца по Толстому, и это не мешает ему предъявить счёт советскому военному командованию, допустившему такой ход событий.
Вопросы и задания
1. Найдите в повести «Убиты под Москвой» приметы советской жизни, в том числе приметы жизни военного времени.
2. Как за пять изображённых писателем дней меняются суждения Алексея Ястребова?
3. С какими оценками Алексея не согласен, спорит автор?
4. Вспомните диалог, который происходит между лейтенантом Ястребовым и другим персонажем повести, “дезертиром”, как мысленно называет его Алексей (в то время как его товарищи гибнут под немецкими снарядами, “дезертир” прячется под поваленной сосной):
“— Воюют-то они чем, — подождав, снова начал курсант, — миномётами, пикировщиками да танками?
— Это ты кому следует скажешь, чем они воюют... А как мы с тобой воевали нынче... тоже доложишь! — озлобленно проговорил Алексей.
— Нынче никто из нас не воевал, товарищ лейтенант! — угрюмо сообщил курсант. — И докладывать мне некому и нечего...”
Согласны ли вы с той оценкой, которую даёт своему собеседнику, а потом и самому себе Алексей Ястребов? Сформулируйте и обоснуйте своё мнение.
5. Почему в поле зрения автора попадают именно кремлёвские курсанты?
6. Переосмысляется ли толстовское понимание задач полководца в повести К.Воробьёва? Как вы считаете, нужна ли армии, по мысли К.Воробьёва, руководящая воля?
Примечания
1 Золотусский И. Очная ставка с памятью. М., 1983. С. 37.
2 Новый мир. 1963. № 2.
3 Носов Е. Он любил эту землю // Воробьёв Константин. Собр. соч.: В 3 т. М., 1991. Т. 1. С. 4.