Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №9/2005

Я иду на урок

Готовимся к сочинению

Тема 91. “Тютчев написал очень немного; но всё написанное им носит на себе печать истинного и прекрасного таланта, нередко самобытного, всегда грациозного, исполненного мысли и неподдельного чувства” (Н.А. Некрасов)

Внешне обычная, будничная жизнь Тютчева была полна внутреннего драматизма, его душевный мир переполняли размышления о тайнах бытия, о законах мирозданья. Поэтому его поэзия — это прежде всего поэзия мысли. В лирике поэта можно выделить три основные темы: человек и история, человек и природа, любовь как “поединок роковой”. Будучи свидетелем французских революций 1830 и 1848 годов, он задумывался о крахе европейской культуры и считал его неизбежным, воспринимая эту гибель как бесконечно скорбную, но грандиозную и величественную картину. Когда рушится цивилизация и культура, мир наполняется хаосом, полным неуправляемых и грозных сил. Обречённость Европы Тютчев связывал с мыслью о России, которая должна противостоять революциям, объединив вокруг себя славянские народы. Исторические катастрофы он переживал как факты личной биографии, поэтому появились стихи, отразившие события эпохи.

Задумываясь о месте человека в истории, Тютчев создаёт стихотворение «Цицерон». В поэтическом переложении слов римского оратора: “…Мне горько, что на дорогу жизни вышел я слишком поздно и что ночь республики наступила прежде, чем успел я завершить свой путь” («Брут, или О знаменитых ораторах» — «Brutus sive de claris oratoribus», XCVI, 330), — выражается сожаление о том, что он не успел увидеть “звезду” “римской славы”. Но Цицерон видел “закат звезды её кровавый”, а это чрезвычайно важный этап его жизни. Поэт уверен, что каждый, “кто посетил сей мир в его минуты роковые”, “счастлив”, потому что он очевидец и участник истории. В судьбоносные мгновения человек становится приближенным к богам, бессмертным и всемогущим. Лицезрея величественную картину вселенской гибели, он может испытать и ужас, и невиданную красоту. В минуты мировых катастроф он становится участником пира богов и “их высоких зрелищ” и “пьёт бессмертье” из их божественной чаши. Торжественное, патетическое настроение создаётся возвышенной и архаической лексикой, риторическими восклицаниями и многочисленными инверсиями.

В стихотворении «Silentium!» сопоставлены характерные для поэтов-романтиков два мира: внешний, природный, и внутренний мир человека, полный чувств, мыслей, душевных движений. Внешний мир постоянно меняется, переходит от дня к ночи. Но картины ночи движутся к “дневным лучам”, подчёркивая, что мир внешний — лишь маска, скрывающая внутреннюю жизнь человека, полную тёмных сил и стихийных страстей. Внешний мир мешает человеку сосредоточиться на своей внутренней жизни. Его мысли и чувства истинны только внутри него и становятся искажёнными, выходя наружу. Между сознанием и речью оказывается непреодолимая пропасть, поэтому человечеству грозит глобальное непонимание. Выход для него только один — уйти в свой внутренний мир, где нет этих противоречий. Поэтому лейтмотивом стихотворения становится слово “молчи”. Обилие глаголов в императиве выражает волевое начало в лирическом “я”. Мысль о невыразимости души, которая утрачивает в слове богатство чувств, была характерна для идейно-эстетической позиции романтиков. По воспоминаниям А.Б. Гольденвейзера, Л.Н. Толстой однажды воскликнул: “Что за удивительная вещь! Я не знаю лучше стихотворения” (Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. М., 1922. Т. 2. С. 303).

Исключительный талант поэта проявился в его любовной лирике. Стихотворение «Ещё томлюсь тоской желаний…», посвящённое памяти первой жены Тютчева Элеоноры Петерсон, урождённой графини Ботмер, проникнуто чувством скорби, глубокой печали. Анафоры усиливают глагольную лексику, передающую невосполнимость утраты, и сменяются интонациями упрёка самому себе. Поэт называет её образ “недостижимым”, подчёркивая тем самым её нравственное превосходство. В тексте почти нет лексических и синтаксических изобразительных средств. Однако глубина чувства создаётся высокой искренностью переживаний, обобщённостью лирического настроения. Человек, который способен много лет “в сумраке воспоминаний” искать на небе свою неизменную звезду, способен на настоящее, высокое чувство.

Стихотворение «Она сидела на полу…» посвящено второй жене Тютчева Эрнестине Фёдоровне Дёрнберг, урождённой баронессе Пфеффель, которая, разбирая письма, уничтожила часть своей семейной переписки. У Тютчева эта бытовая ситуация породила лирический шедевр. От изображения бытовых фактов поэт поднимается до философского обобщения, переданного при помощи символических сравнений. Она брала письма, “как остывшую золу”, и смотрела на них, “как души смотрят с высоты на ими брошенное тело…”. Письма как главное средство общения в XIX веке запечатлевали человеческую жизнь с её утратами и радостями. Поэтому уничтожение переписки казалось Тютчеву таинством, связанным с утратой частички своей жизни и души. Вершина в развитии чувства подчёркивается возвышенной лексикой и риторическими восклицаниями. Поэт готов “пасть…на колени”, созерцая “роковую минуту” прощания с прошлым, ощущая неотвратимый бег времени, когда нельзя вернуть пережитое и заново почувствовать горечь “минут любви и радости убитой”.

Любовь поэт считал неотъемлемым признаком подлинно человеческих отношений. Его “денисьевскому” циклу стихов по психологической глубине и тончайшим душевным переживаниям нет равных в мировой любовной лирике. В нём исключительно сильно чувство последней, прощальной любви. В стихотворении «Предопределение» поэт провозглашает, что возлюбленные находятся в состоянии “рокового поединка”, но это своеобразное состязание в жертвенности. Каждое из сердец спешит отдать другому свою нежность, однако то, что нежнее, гибнет раньше, истратив свои внутренние силы. Отсюда диалектика любви, дающей и величайшую радость, и безмерное страдание. Любовь — это вселенская трагедия, величие которой — в возможности ощутить кульминацию счастья.

В стихотворении «О, как убийственно мы любим…» звучит чувство вины перед женщиной, которой его любовь принесла лишь роковые испытания. Она безупречно чиста, но её страсть оказывается трагической и несёт страдания. Многомерным оказывается слово “убийственно”, в котором сочетаются сила любви и мотив смерти. Оно ассоциируется с библейской заповедью, нарушение которой делает вину поэта ещё более тяжкой. Местоимение “мы” подчёркивает обобщённый характер чувства и возводит любовные отношения в ранг всеобщей трагедии, всеобщего закона. Любовь, по мнению Тютчева, слепа, она порождение хаоса, тёмных, грозных стихий. Влюблённому человеку “не дано предугадать” последствий своего чувства, и самые нежные отношения могут обернуться катастрофой и привести к гибели.

Вершина любовной лирики Тютчева — стихотворение «К.Б.» («Я встретил Вас — и всё былое…») (1870), посвящённое Амалии фон Лерхенфельд, в замужестве баронессе Крюденер. Встреча с первой любовью на склоне лет даёт душе прилив сил, ощущение полноты жизни. Воспоминания о весне юности, которые помогли вновь ощутить душевную полноту, заставили слышнее зазвучать в душе струны, не умолкавшие долгие годы, а это признак вселенской вечности бытия, озарённого любовью. Анафоры и синтаксические параллелизмы подчёркивают взволнованность поэтических интонаций и придают стихотворению приподнятое, исполненное романтического пафоса настроение. Интонации текста помогают ощутить состояние, близкое пушкинскому “чудному мгновенью”.

Таким образом, для поэтического стиля Тютчева характерно высокое мастерство в изображении гармонии реалий мира внешнего и глубины мира внутреннего. Поэт — мастер в создании звуковых и живописных образов, которые основаны на сочетании звукописи с неожиданной палитрой красок и цветовых картин. По Тютчеву, жизнь как философская категория — это противоборство враждебных сил, но драматизм восприятия мира сочетается в его творчестве с неиссякаемой любовью к жизни.

Рейтинг@Mail.ru