КНИЖНАЯ ПОЛКА

Бенедикт Сарнов. Случай Эренбурга. М.: Текст, 2004. 430 с.

Автора этой книги газета «Книжное обозрение» недавно назвала “выдающимся литературоведом и писателем”, и думаю, что наши читатели, привыкшие встречать на страницах «Литературы» материалы Б.Сарнова, разделяют эту высокую оценку. Соответствует ей и рассматриваемая здесь книга.

Именно как литературовед и одновременно как писатель выступает в ней Б.Сарнов, давно уже установивший собственный жанр — некий симбиоз мемуаров, литературоведческого исследования, философского эссе и увлекательнейшего повествования о времени, которое описывает. Однажды открыв для себя этот жанр, выразив себя в нём, он ему не изменяет и в «Случае Эренбурга».

Что ж, начинавший как поэт-декадент, писавший поначалу прозу, которая вовсе не приветствовала произошедшего в России октябрьского переворота и его руководителей, а потом создавший романы, за которые был удостоен сталинских премий, руководящий деятель контролируемого сталинскими спецслужбами (их в то время называли органами) движения сторонников мира, Эренбург умер вовсе не обласканным властями, рассерженными на него особенно за книгу «Люди, годы, жизнь», которую он печатал при Хрущёве в «Новом мире» Твардовского. Здесь сама жизнь героя подкидывает Б.Сарнову немало занимательных эпизодов. Тем более что Б.Сарнову выпало близко знать Эренбурга и даже дружить с ним. Тем не менее мы не найдём в его книге ни дружеских преувеличений, ни позднейших обличений — Сарнов пишет прежде всего о человеке Эренбурге, о его человеческих реакциях, о его жизненной тактике, не всегда совпадающей с нашими представлениями об этике, но никогда не сближающейся с тем, что мы можем назвать низостью или подлостью.

Это уж скорее власти проявляли низость по отношению к Эренбургу. Его публицистика времён Великой Отечественной не знала себе равной, его статьями зачитывались бойцы, его зажигательный патриотический пафос вызвал накал такой звериной ненависти у фашистского руководства, что оно заочно приговорило писателя к смерти, сулило вознаграждение за голову Эренбурга.

И что же? После войны власти постарались вытравить из памяти народа эту публицистику, внедряя миф о том, что лучшими публицистами военного времени были Шолохов и Леонов, хотя их статьи того периода не являются украшением их наследия.

Сарнов изображает своего героя таким, каким он был на деле, — очень и очень противоречивой фигурой. Причём идти до конца в исследовании той или иной черты Эренбурга — как бы фирменный конёк Сарнова: читатель, кажется, уже убеждён, что вот, оказывается, каким был характер Эренбурга, как вдруг Сарнов поворачивает повествование на такие поступки писателя, которые подобный характер как раз и не выражают!

“Мафусаилова мудрость в понимании того, что льзя, а чего нельзя”, — отозвался однажды об Эренбурге С.Липкин. Б.Сарнов существенно уточняет эту характеристику, показывая, что такая “мудрость” угнетающе действовала и на самого Эренбурга — точнейшего индикатора времени, которое запечатлено в книге Б.Сарнова во всех своих проявлениях.

Геннадий Красухин