Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №39/2004

Архив

«Тихий Дон» как зеркало жизни

ПЕРЕЧИТАЕМ ЗАНОВОМихаил Шолохов. 1936 г.

Владимир ВОРОНЦОВ


Владимир Дмитриевич ВОРОНЦОВ (1951) — учитель средней школы № 1, г. Покачи, Тюменской области.

«Тихий Дон» как зеркало жизни

Признать в другом человека — значит, самому стать им. Дед Гришака на далёкой войне пожалел янычара: “Человек ить...” — и до конца своей долгой жизни оставался человеком.

Григорий во весь опор летит спасать Кошевого; Мишка убивает деда; Митька Коршунов уничтожает семью Кошевых.

Часто повторяется мысль, что главный герои эпопеи — жертва, не прибившийся к какому-либо берегу, несостоявшийся человек с трагической судьбой. Лучше определить его по-другому: Григорий Мелехов — герой, выступивший против давящих обстоятельств, всегда хранивший в душе гуманное чувство. Доброта и справедливость — универсальные составляющие позитивно настроенной личности — отстаиваются им с удивительным упрямством, он всегда поступает согласно своим нравственным внутренним установкам.

Кошевой и Коршунов — бывшие друзья Мелехова. Преданность советской власти, сопровождающаяся ненавистью к “богатеям”, сужает душевный кругозор первого, превращает в преступника. На примере двух героев-антиподов писатель показывает: однозначность выбора губит человека, оба — один красный, другой белый — становятся убийцами. После казни старика Михаил идёт к Мелеховым и убеждает Ильиничну, что “промеж ним” и Евдокией — любовь. В этом месте романа начинаешь думать о том, что Кошевой как литературный образ верен, а как личность — несостоятелен.

Пародией на любовь Григория и Аксиньи являются отношения Бунчука и Анны. Несмотря на революционно-железный характер и волю, эти “влюблённые” вчистую проигрывают первым.

“У него тряслась голова, мучительно пылали щёки. Высвободившись, Анна гневно оттолкнула его, с отвращением и брезгливостью спросила, задохнувшись презирающим шёпотом:

— Ты... ты бессилен? Или ты... болен? О-о-о, как это мерзко... Оставь меня!”

Жестокость опустошила и выхолостила Бунчука; он стал рабом идеи и, полностью отдавшись ей, перестаёт быть человеком; “вытянул вперёд сжатые, черноволосые, как у коршуна, когтистые руки” — очень сильное авторское определение. Революционеру, превратившемуся в палача, даёт оценку другой палач: “Глянь вон на этого чёрта — плечо себе до крови надкусил и помер, как волчуга, молчком”.

Уродливые идеи формируют уродливых исполнителей, строящих уродливую жизнь.

Григорий соглашается с Гаранжой, чувствует правду Изварина, потом, обобщая, выделяет правду (правды) белых, красных, казаков, мужиков. Он интуитивно чувствует, что его задача состоит в том, чтобы подняться к высшей правде. Он не в силах понять многое сразу, поэтому склонен верить всем охотно вещающим пророкам. Григорий ищет свою правду, не зная, что давно ею обладает... Суть этого образа — поиски самого себя, а трагедия в том, что судьба наделила его большим, чем остальных. (А во-вторых, и это главное, волею той же судьбы он лишён возможности делать то, что стремится делать: пахать землю и растить детей. В.Кожинов прилагает к Мелехову и другим героям «Тихого Дона» знаменитую мысль Ф.Достоевского о борьбе в сердцах людей дьявола с Богом. Вряд ли эта формула приложима к главному герою: дьявола нет в его сердце. Враг Мелехова — время, в которое ему не посчастливилось жить. Как литературный персонаж он был поставлен автором в жёсткие условия и успешно выдержал испытание. Далее можно предположить, обобщая, что смысл его также и в нереализованности. Герой и судьба, человек и рок, воля и предопределённость; несомненно, эти категории отразились в главном герое, и в этом качестве его можно отнести к ряду извечных образов мировой литературы.) Григорий в конце концов приходит к тому, к чему в конце жизни пришёл дед Гришака, — к мудрости. Только старый приходит больше книжным путём — через общение с Библией, а молодой — через активное участие в событиях и их оценку. Состояние героя в конце повествования можно обозначить словами “вечное примирение”. Тогда, исходя из этого, можно объяснить финал книги. В землянку дезертиров является Чумаков, он “бодр и суетлив” (курсив мой. — В.В.), рассказывает о том, как рубили всех, “кто Советской власти служит”, а потом банду расстрелял красный отряд. Мелехов абсолютно равнодушен к этим вестям. И здесь можно утверждать, что рассказ Чумакова композиционно совершенно необходим, чтобы контрастно отразить новое состояние главного героя. А чтобы он всё-таки не остался таким, как Чумаков, ищущим лёгкой жизни, автор заставляет его потерять последнее — любимого и дорогого человека — Аксинью.

В финале он держит на руках сына... Если этот образ рассматривать как “ниточку”, последнюю связь с “этим миром”, тогда лучше представить в этой роли не сына, а дочь (или вообще, извините, никого — есть ещё и сестра). Писатель создаёт образ сына как преемника отца не в жизненном плане, а в плане духовном. Кстати, в известном фильме С.Герасимова концовка такова: мальчик лежит под плетнём, и отец случайно его обнаруживает; сцену можно определить так: отец находит сына. У Шолохова по-другому: мальчик вышел к спуску на берег, получилось: сын и отец вышли навстречу друг другу, сын ждёт отца. Разница, как видим, значительная. Мотив преемственности начал звучать в начале эпопеи: умирая, несчастная турчанка оставляет сына... Мелеховские качества перейдут к Мишатке. Но этот маленький человек, став большим, будет жить уже в другой эпохе. Здесь предполагаемая составляющая этого, несомненно, символического образа.

Григорию Мелехову дан великий талант — и в любви, и в труде, и в бою. И здесь главное — именно в любви. Степан Астахов в качестве соперника предстаёт очень сильным, но проигрывает, так как вял, ограничен, неспособен на величие чувства.

Статьи Е.Абелюк и А.Кобринского несколько тенденциозны («Литература». № 34, 35/2003). Автора первой возмущает большое количество жестоких сцен; автор второй проявляет то, в чём обвиняет чиновников Министерства образования, — идеологическую позицию. В отношении пьянства Шолохова... Если мерилом художественности считать личную жизнь писателя, то (давайте уж сразу придём к концу логической цепочки) молодых авторов на всякий случай нужно бы кодировать и стерилизовать, чтобы потом исключить всякие сомнения при оценивании их творений.

Позиции Евгении Абелюк сильны. Да, жестокости много. Вот сцена изнасилования Франи, и можно обратить внимание на её концовку... Но гораздо важнее середина:

“Григорий, молча раскидывая казаков, протискался вперёд <...> Григорий рванулся назад и побежал к дверям.

— Ва-а-ахмистр!..

Его догнали у самых дверей, валяя назад, зажали ему ладонью рот. Григорий... разорвал на одном гимнастёрку, успел ударить другого ногой в живот, но его подмяли, так же, как и Фране (курсив мой. — В.В.), замотали голову попоной...”

Юный Мелехов один против всех бросился на защиту девушки — совершенно чужого ему человека. Именно в этом смысловая нагрузка эпизода, и для раскрытия характера героя он необходим так же, как необходимы и другие — того же порядка: отпор вахмистру, столкновение с генералом Фицхелауровым и многие прочие. Картины “изнасилований, драк и убийств” представлены в тексте не сами по себе (и здесь нужно вспомнить следующую истину: в художественном произведении всё — от слова до композиции — “работает” на идею, на единую мысль и чувство автора).

Литературный герой может оказывать на читателя сильнейшее влияние, и читатель может чисто по-житейски его любить или ненавидеть. Мелехова легко обвинить в гибели двух близких женщин. Для читателей, с таких позиций оценивающих героев, литература, несомненно, и в первую очередь является учебником жизни. С другой стороны, литературный персонаж — выразитель творческой воли автора, который, создавая, раскрывая его, волен помещать в определённые условия, сопоставлять с другими героями, противопоставлять им, подвергать испытаниям. Отсюда гибель Натальи и Аксиньи нужно расценивать как необходимые художественные обстоятельства. И с этой стороны претензии нужно предъявлять не Григорию Пантелеевичу, а Михаилу Александровичу. (Можно здесь заметить, что тёзка Мелехова, Печорин, немало творит зла — что ж, это необходимо для воплощения художественной идеи Лермонтова.)

Мелехову очень симпатичны люди с внутренней гордостью: отец Пантелей Прокофьевич, Христоня, дед Сашка, Харлампий Ермаков, пленённый командир роты, выданный своим красноармейцем.

Сам же Мелехов чрезвычайно симпатичен автору.

Хочется высказаться о целесообразности в повествовании эпизода изнасилования Аксиньи. После свадьбы, на другой день, её страшно избивает обманутый, обиженный муж, и “с той поры стал он прихватывать на стороне”. Нужно ли говорить о том, что жизнь и любовь, так неудачно начавшаяся (по вине отца), не может быть счастливой? Это и хочет нам сказать писатель (как и такой изумительной деталью — прорванным бреднем, который тянут наши молодые люди).

“Нелегко сложилась жизнь Григория Мелехова, трагически завершается его путь в «Тихом Доне». Кто же он? Жертва заблуждений, испытавший на себе всю тяжесть исторического возмездия, или индивидуалист, порвавший с народом, ставший жалким отщепенцем?” Это из учебника «Русская советская литература» 1987 года издания. Если сделать скидку на стилистический приём, всё равно душа смущается. Как говорит большевик Штокман, “третьего не дано”.

Уважаемый Б.Васильев во многом прав: “Эпопея, в полном смысле слова, отразившая самое главное в нашей Гражданской войне — чудовищные колебания, метания нормального спокойного семейного человека <...> На одной судьбе показан весь излом общества”.

Действительно, эпопея отразила это великолепно. Но смысл эпопеи, думается, в другом. Вот что говорит Мелехов брату: “Я... уморился душой. Я зараз будто недобитый какой... Будто под мельничными жерновами побывал, перемяли они меня и выплюнули” (ч. 3, гл. 9). Да, перемяли... но не смололи, не истёрли в порошок. Не заставили стать гордецом, циником, мародёром, насильником, палачом. Григорий потерял многое, но устоял! Значит, не метания нужно видеть в первую очередь, не чудовищные колебания, а сопротивление им, стоическое стремление остаться тем, кем был с самого начала, — Человеком! Поэтому в тексте так много сцен, где герой отстаивает своё “я”, и писатель не жалеет для этого места.

Если определить тему эпопеи, то она может звучать так: человек и эпоха. И тогда померкнут обвинения в слабой связанности частей, в разнородности, в многочисленных натуралистических сценах, в обилии диалектизмов, грубой лексики и так далее.

Теперь попытаемся определить идею произведения. Художественная задача автора выполнена: всё потеряв, герой остаётся один — “Всё отняла, всё порушила безжалостная смерть. Остались только дети. Но сам он всё ещё судорожно цеплялся за землю, как будто и на самом деле изломанная жизнь его представляла какую-то ценность для него и для других...” Сохранение в себе человека с добром и милосердием в душе, неподчинение ломающему злу — вот пафос романа. (“Я хотел рассказать об очаровании человека в Григории Мелехове”, — говорил автор.) Шолохов привязывает героя к жизни сыном — Андрея Соколова он оставит совсем одного. И громадное, и маленькое произведения сблизит общая мысль. И, отбросив различные установки, оставив предвзятость, мы можем увидеть громадный замысел.

Изломанная жизнь Мелехова представляет, конечно, ценность для других — в первую очередь для нас, читателей. И будет благородней разобраться объективно во всём, а не ставить окончательной точки и не говорить “никогда”... А включение этого произведения в обязательный минимум с пометой “обзорное изучение” — вполне объективная оценка его не только чиновниками, но учителями и детьми.

Рейтинг@Mail.ru