Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №18/2004

Я иду на урок

Готовимся к сочинению. Темы 100-104

Готовимся к сочинению
Темы 100-104

Лариса ТОРОПЧИНА


Обращаясь к темам сочинений, связанным с анализом поэмы Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», рассмотрим наиболее важные аспекты их раскрытия.

Во вступлении к теме «Картины народной жизни в поэме “Кому на Руси жить хорошо”» следует вспомнить, что это объёмное, многоплановое произведение создавалось как отклик на крестьянскую реформу 1861 года в России. Что же получили мужики от господ? Ответ на этот вопрос и попытался дать Н.А. Некрасов, показывая широкую панораму крестьянской жизни в пореформенной России.

Уже начало поэмы с “говорящими” названиями губернии, волости, деревень приводит к мысли о бедственном положении народа. Горькая доля “временнообязанных” мужиков толкает их на поиски тех, кому “живётся весело, вольготно на Руси”. Но при первой же встрече — с сельским священником — крестьяне сталкиваются с теми же проблемами, которые одолевают их самих: поп, человек гуманный, сочувствующий народу, с горечью говорит о бедных деревнях, о “хворых крестьянах”, о несчастных крестьянках, “рабынях и труженицах вечных”, с которых даже стыдно брать жалкие, тяжким трудом заработанные копейки. Под стать нищей крестьянской жизни и сельский пейзаж.

Земля не одевается
Зелёным ярким бархатом,
И, как мертвец без савана,
Лежит под небом пасмурным
Печальна и нага.

(Глава «Сельская ярмонка»)

С особой силой звучит мотив обездоленности в описании “селенья незавидного” — деревни Клин.

Что ни изба — с подпоркою,
Как нищий с костылём;
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.

Описание “богатого, а пуще того — грязного торгового села” Кузьминского, где проходит “праздник-ярмонка”, поражает своей выразительностью, мастерством использования деталей. Любознательные странники замечают и “две церкви... старинные”, и училище — “дом... пустой, забитый наглухо”, и “грязную гостиницу”, и множество кабаков. А в главе «Пьяная ночь» картина села завершается “этапным зданием”, так характерным для самодержавной России, — “...низеньким бревенчатым строением, с железными решётками в окошках небольших”. Все эти описания — свидетельство того, что “в жизни крестьянина, ныне свободного, бедность, невежество, мрак”. Картина “ярмонки” с её весельем, пёстрыми красками, шумной праздничной толпой не снимает ощущения, что талантливая (вспомним хотя бы Якима Нагого, душа которого так тянется к прекрасному) крестьянская Русь бедна и бесправна. Рассказы крестьян убеждают: нет меры не только “хмелю русскому”, но и тяжкой работе, горю, а “счастие мужицкое” — “дырявое с заплатами”, “горбатое с мозолями”. Попытки найти среди “народного моря” счастливцев оказываются безрезультатными. Вот одноглазая рябая старуха, вырастившая крупную и сладкую репу на небольшой грядке; вот отставной солдат, израненный, больной, “нещадно битый палками” за повинности, “великие и малые”, но живой; вот молодой “каменотёс олончанин”, обладающий недюжинной силой, умеющий работать с утра до ночи, но пока ещё не догадывающийся, что тяжкая работа скоро его сокрушит. Поэт с горечью замечает, что даже богатырский труд не приносит крестьянину счастья, оборачиваясь трагедией к концу жизни (как не посочувствовать “мужику с одышкою, расслабленному, худому”, который тоже был “не хуже каменщик”, а теперь “зачах”). От изображения массовых сцен и эпизодических фигур отдельных крестьян в главе «Крестьянка» Некрасов переходит к подробному рассказу о жизни русской крестьянки Матрёны Тимофеевны Корчагиной, по которой “обиды смертные прошли неотплаченные”, которая в судьбе своей испытала и тяжкий труд (“первая с постели Тимофеевна, последняя в постель”), и вечные унижения в семье мужа, “большущей, сварливой”, где только “один Савелий, дедушка, родитель свёкра-батюшки” жалел молодую женщину, и страдания матери, потерявшей сына-первенца, погибшего страшной смертью, и материальную нужду: пожары, падёж скота, неурожай. И хотя при встрече со странниками Матрёна в миру считается “счастливицей”, “губернаторшей”, сумевшей отстоять свои права и дойти в поисках правды до самого губернатора, а по близлежащим деревням идёт молва, что “доброумнее и глаже — бабы нет”, сама женщина уверена:

Ключи от счастья женского,
От нашей вольной волюшки
Заброшены, потеряны
У Бога самого!

Некрасов, давая разнообразные картины жизни пореформенной России, делает и экскурс в историю, рассказывая о полной драматизма судьбе старика Савелия, “корежского крестьянина”, чья молодость пришлась на жестокие годы крепостного права, когда его и односельчан “отменно драл Шалашников” — помещик села, спрятанного в дремучих лесах; зрелость — на каторгу и поселение, полученные за то, что, отстаивая честь и достоинство родной Корежины, Савелий “немца Фогеля” в землю “живого закопал”. Что же изменилось за несколько десятков лет, прошедших с той поры? Да ничего, кроме формального обретения свободы, — к такому неутешительному выводу приходит поэт. Недаром его героиня Матрёна Тимофеевна, живущая уже во времена пресловутого освобождения, говорит о себе: “Я потупленную голову, сердце гневное ношу”. Эти слова свидетельствуют о том, что терпение народа небезгранично, что зреет протест в душах крестьян. Неслучайно в главе «Пир на весь мир», где показано, как мужики села Вахлачина празднуют запоздало обретённую свободу, начав большой разговор о жизни, появляется сын батрачки и полунищего дьячка, семинарист и сельский поэт Григорий Добросклонов. Ему предстоит пройти “путь славный”, получить “имя громкое — народного заступника, чахотку и Сибирь”, потому что, “как ни темна вахлачина, как ни забита барщиной и рабством”, она, благословясь, направила своего воспитанника “на честный путь” будущего подлинного освобождения крестьян.

Как видим, народная жизнь в поэме раскрыта в самых разнообразных её проявлениях — “в работе и в гульбе”. Для поэта мужик велик во всём: и в вековых страданиях, и в рабском терпении, и в грехах (как не вспомнить хотя бы старого Вавилу, который, отправляясь на “ярмонку”, “и старому, и малому подарков насулил, а пропился до грошика”), и в разгуле, и в жажде воли. В тяжкой, нищей, наполненной каждодневным непосильным трудом жизни народ сумел сохранить “в груди своей силы необъятные” для достижения будущего счастья.

В теме «Сатирическое изображение помещиков в поэме “Кому на Руси жить хорошо”» прежде всего следует обратить внимание на главы «Последыш» и «Помещик», где читатель встречается с помещиками Утятиным и Оболтом-Оболдуевым. Оба эти героя обнаруживают враждебность к народу, а крепостное право считают необходимым условием жизни в России. Так, Гаврила Афанасьевич Оболт-Оболдуев (глава «Помещик»), с первых же строк его описания вызывающий усмешку читателя (у барина “ухватки молодецкие”, но при этом он отчаянно трусит и при встрече с мирными крестьянами-правдоискателями мгновенно выхватывает “пистолетик... как сам, такой же толстенький”, крича: “Разбойники! Грабители!”), согласившись рассказать путешественникам о своей жизни, с тоской вспоминает о тех блаженных временах, когда он жил, “как у Христа за пазухой, и знал... почёт”, когда “всё веселило барина, любовно травка каждая шептала: «Я твоя!»”. С иронией показывает автор поэмы, как намеренно вежливо обращается помещик к крестьянам, которые просят его рассказать, “сладка ли жизнь помещичья”: “Наденьте шапочки, садитесь, господа!.. Прошу садиться, граждане!”, но при этом тут же добавляет: “...люди вы... неучёные, как с вами говорить?” Иронически относятся и Некрасов, и его герои-странники к умилённо-слащавым воспоминаниям помещика о том, что в его доме “к домашней всенощной крестьяне допускалися” (правда, при этом “страдало обоняние, сбивали после с вотчины баб отмывать полы”). Эти воспоминания тем более неприятны для крестьян, слушающих откровения “румяненького, осанистого” барина, что они перемежаются рассказом о том, как вершил суд над своими крепостными Гаврила Афанасьевич.

Кого хочу — помилую,
Кого хочу — казню.
Закон — моё желание!
Кулак — моя полиция!

Реплики крестьян, сопровождающие рассказ Оболта-Оболдуева, обнаруживают враждебность народа к господам (“да, было вам, помещикам, житьё куда завидное, не надо умирать!”, “колом сбивал их, что ли, ты молиться в барский дом?”), открывают ту пропасть, которая всегда существовала между угнетёнными и угнетателями. Демонстративно подчёркивая на словах своё теперешнее равенство с прежними крепостными, помещик в ответ на обращение писателей, публицистов (их он презрительно называет “писаки праздные”): “Довольно барствовать! Проснись, помещик заспанный! Вставай! — учись! трудись!” — возмущённо кричит:

Трудись! Кому вы вздумали
Читать такую проповедь?
Я не крестьянин-лапотник —
Я Божиею милостью
Российский дворянин!

А как нелепы его хвастливые заявления о том, что, прожив “почти безвыездно в деревне сорок лет”, он гордится своим неумением отличить ржаной колос от ячменного. Но если хвастливый, ничего не умеющий Оболт-Оболдуев вызывает у читателя и автора всего лишь насмешку, а сердобольным крестьянам даже жаль рыдающего о прежнем житье помещика, то князь Утятин, жестокий самодур, ярый крепостник, поистине страшен. Даже внешне он напоминает хищную птицу: худой, “нос клювом, как у ястреба, усы седые, длинные и — разные глаза”. Имея “богатство непомерное, чин важный, род вельможеский”, этот помещик “всю жизнь чудил, дурил” и наслаждался своей властью не только над крепостными, но и над домашними. Царский манифест об отмене крепостного права он воспринял как крах всей своей жизни: “...озлился так, что к вечеру хватил его удар”. Лишение дворян их многочисленных привилегий Утятин считает величайшей несправедливостью, а самих помещиков, в том числе и своих сыновей, предавших, по его мнению, “права... дворянские, веками освящённые”, называет подлыми трусами. А когда младшие Утятины, боясь, что отец лишит их наследства, говорят ему, что “мужиков помещикам велели воротить”, и заключают с крестьянами своеобразное временное соглашение, уговорив их на небольшой период (старик болен, он долго не протянет) вновь вернуться — за вознаграждение — в прежнее крепостное состояние, почти потерявший в результате паралича разум Утятин верит в отмену царского указа и приказывает служить благодарственный молебен. Он вновь окунается в старую жизнь: “охота, музыка, дворовых дует палкою...”, пытается уличить крестьян в недобросовестной работе на барском поле, не зная того, что пожня отошла к крестьянам по новому закону; отдаёт приказы мужикам и дворовым — один нелепее другого (чего стоит его распоряжение поженить вдову Терентьевну и Гаврилу Жохова — невесте под семьдесят, а жениху шесть лет; или приказ уволить из сторожей бывшего “ундера” Софронова, потому что у того “собака непочтительна”, и назначить сторожем глухонемого дурака Ерёмку). Клим Лавин, жулик и пьяница, согласившийся на время болезни князя выполнять обязанности бурмистра (честный, умудрённый жизнью Влас отказывается от этой должности, не желая исполнять “дурацкие приказы” и отвечать “на спросы бестолковые”), “барина дурачит”, обделывая свои дела. Старик Утятин, который впал в детство и которого все, от сыновей и снох до последнего мужика, обманывают для того, чтобы получить свою выгоду, уверен, “что мужику у барина до светопреставления зажату быть в горсти”. И только Агап Петров не боится сказать помещику, что тот “шут гороховый”, “последыш”, что “крестьянских душ владение покончено” и что бывшие крепостные теперь могут дать “последышу пинка”. Но князь не желает верить сказанному и велит наказать Агапа “за дерзость беспримерную”. Еле-еле домашние Утятина и пройдоха-бурмистр уговаривают “бунтовщика” сделать вид, что он стонет от наказания (“последыш”, словно музыку, слушал эти притворные стоны), иначе всем им несдобровать. И с каким же облегчением воспринимают все известие о смерти старого князя, не оставившего о себе ни у кого добрых воспоминаний. А вместе с бедной деревней Вахлаки “Безграмотной губернии” облегчённо вздыхает и сам поэт, обличающий таких алчных и жестокосердных помещиков, как князь Утятин. Страшен и жесток ещё один герой поэмы — барин Поливанов (сказ «Про холопа примерного — Якова верного»), который довёл до смерти даже “по-собачьи” преданного ему холопа Якова. А как мерзок и откровенно циничен Глуховский, “пан богатый, знатный”, первый в своей округе. Бывшему разбойнику Кудеяру, пролившему много “крови честных христиан” и теперь усердно, тяжким трудом, отмаливающему свои грехи, он, не стесняясь, заявляет:

В мире я чту только женщину,
Золото, честь и вино.
Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы, как сплю!

И когда Кудеяр, потрясённый услышанным, вонзает нож в сердце злодею, с грохотом падает “древо громадное” грехов бывшего атамана разбойничьей шайки — так высшие небесные силы подтверждают правоту теперешнего схимника, отомстившего Глуховскому за всех убитых и замученных.

Показывая образы помещиков, от рождения и до смерти живущих трудами своих крепостных и уверенных в своей непогрешимости, в том, что “господский срок — вся жизнь раба”, что дворяне “Божиею милостью, и древней царской грамотой, и родом, и заслугами” поставлены господами над крестьянством, Некрасов убеждает читателя, что нужно наконец положить конец этому многовековому господству. Споры о счастье, встречи с помещиками приводят к мысли о том, что необходимы коренные преобразования жизни, чтобы народное счастье стало возможным.

Материал к теме «Барин и мужик в поэме “Кому на Руси жить хорошо”» можно почерпнуть из предыдущих тем по поэме. Обращаясь к этой проблеме, следует сосредоточиться на отношении разных представителей крестьянства к господам: от холопской преданности (вспомним дворового человека князя Переметьева, с восторгом рассказывающего, как он “с французским лучшим трюфелем тарелки... лизал, напитки иностранные из рюмок допивал”, и теперь счастливого тем, что он болен “болезнью благородною, какая только водится у первых лиц в империи”; или Ипата, преданного холопа князей Утятиных, искренне считающего издевательства господина над собой проявлением “барских милостей”), до открытого бунта (убийство барского управляющего Фогеля корежскими крестьянами; гневная отповедь “последышу” его бывшего крепостного Агапа Петрова; бунт вотчины помещика Обрубкова, “Испуганной губернии, уезда Недыханьева, деревни Столбняки”). Необходимо сравнить отношение к крепостному праву помещиков (об этом было сказано выше) и крестьян, которые, хоть и не получили обещанных царём и правительством благ и остались, будучи формально освобождёнными, в состоянии нищеты и бесправия, постепенно пробуждаются для новой жизни и даже выдвигают из своей среды народных заступников (среди них Ермил Гирин и Гриша Добросклонов). Гнев против жестокости и самодурства помещиков пробуждается даже в самых бесправных, самых преданных когда-то господам “рабах”, таких, например, как “холоп примерный — Яков верный”, для которого вся радость жизни сосредоточилась в том, чтобы “барина холить, беречь, ублажать”. В ответ на эту беззаветную преданность помещик Поливанов отправляет в рекруты единственного любимого племянника Якова Гришу, потому что молодой крестьянин просит у барина позволения жениться на Арише, глядя на которую, парализованный Поливанов думает лишь об одном: “Только бы ноги Господь воротил”. Никакие мольбы Якова не помогают, и тогда “холоп примерный” решается на протест — пусть пассивный: он завозит барина в “трущобу лесную” и вешается на высокой сосне, прямо над головой господина: “Будешь ты, барин, холопа примерного, Якова верного, помнить до Судного дня!” В отличие от жестоких крепостников-помещиков, барин — “адмирал-вдовец”, получивший в награду за свои военные подвиги восемь тысяч душ от государыни (сказ «Крестьянский грех»), перед смертью совершает добрый поступок: приказывает Глебу-старосте отпустить крестьян “из цепей-крепей на свободушку”. А крестьянский староста, сам выходец из народа, предал своих земляков, “загубил” восемь тысяч душ крестьян. После смерти адмирала его дальний родственник, посулив старосте “горы золота” и выдав вольную, уговорил корыстного и жадного мужика сжечь завещание. Вновь звучит здесь тема взаимоотношений угнетённого и угнетателя, но она ставит теперь проблему крестьянского греха: ради собственной выгоды Глеб обрёк своих земляков на муки рабства, стал виновником народного горя. И этот грех считается в народной среде самым тяжким: “всё прощает Бог, а Иудин грех не прощается”, потому что “вечно маяться” народу, пока будут в его среде предатели, пока будет терпеливое отношение к ним. Таким образом, Некрасов открыто говорит о невозможности “мирного сосуществования” барина и мужика, потому что цели их изначально противоположны.

Тема «Как представляют себе счастье герои поэмы “Кому на Руси жить хорошо”» частично отражена в вышеизложенных материалах. Следует обратить внимание также на главу «Пролог», где “семь временнообязанных” мужиков спорят о том, кого же можно назвать счастливым. Герои решают вековечный для народной жизни вопрос: о правде и счастье. После явленного им чуда — скатерти-самобранки — мужики решают “дело спорное по разуму, по-божески” и дают обет: найти счастливого человека на Руси. О встречах с сельским священником, со “счастливыми” из одноимённой главы, с “губернаторшей” и “счастливицей” Матрёной Тимофеевной, с помещиком Оболтом-Оболдуевым, имеющим своё представление о счастье, мы уже говорили. Стоит более подробно сказать о нравственном облике народного заступника Ермилы Гирина, который “над всей округою... силу взял... правдою” и которому мало иметь “спокойствие, и деньги, и почёт”, ему необходимо, чтобы это имел каждый представитель народа. О том же мечтает и другой народный заступник — Григорий Добросклонов.

Не надо мне ни золота, ни серебра,
А дай, Господь, чтоб каждому крестьянину
Жилось вольготно-весело на всей святой Руси.

Он, поэт, защитник обиженных, твёрдо знает, что “будет жить для счастия убогого и тёмного родного уголка”. Неслучайно в конце главы «Пир на весь мир» автор поэмы говорит:

Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б знать могли они, что творилось с Гришею.

Показывая встречи крестьян-правдоискателей с различными представителями народа, Некрасов приводит читателя к мысли о том, что в народном представлении о счастье главным является не богатство. Народный идеал счастья предполагает человеколюбие, сострадание, братство, добро, честь, правду и свободу.

Тема женской доли в поэме «Кому на Руси жить хорошо» раскрывается прежде всего на образе Матрёны Тимофеевны Корчагиной (глава «Крестьянка»). Можно вспомнить и эпизодические персонажи: несчастных “женщин-печальниц” и нищую старуху, потерявшую сына, из рассказа сельского священника (глава «Поп»); ссорящихся между собой женщин, для которых “домой идти тошнее, чем на каторгу” (глава «Пьяная ночь»); больную горемычную мать, не знающую, чем накормить голодных ребятишек (песня «Весёлая» из главы «Пир на весь мир»); ещё одну несчастную мать, спасшую больного сынка тем, что она дала ему кусок хлеба, посоленного своими слезами (глава «Пир на весь мир», песня «Солёная»).

Вывод Некрасова однозначен: “не дело... меж баб счастливую искать”, потому что нет ничего горше и тяжелее доли русской крестьянки, к которой поэт испытывает и глубокое уважение, и великую жалость.

Рейтинг@Mail.ru