Я иду на урок
Готовимся к сочинению
Тема 336
Ольга МУРАШОВА,
г. Королёв,
Московская область
Проблема человека и власти в прозе А.И. Солженицына
Проблему взаимоотношений человека и власти лучше всего рассмотреть на примере повести «Один день Ивана Денисовича», обычно хорошо усваиваемой старшеклассниками.
Очевидно, из трёх основных значений слова “власть” (право и возможность распоряжаться чем-либо; государственное управление и его органы; лица, облечённые правительственными полномочиями) тема предполагает прежде всего второе и отчасти третье значение. Иными словами, речь пойдёт о государстве и человеке. Если ещё более конкретизировать тему, то, учитывая характер произведения Солженицына, в сочинении надо говорить о духовном противостоянии человека растлевающему влиянию системы.
Уже на первой странице повести звучит грозное предупреждение: “В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать”. И действительно, мы видим жалкую участь таких людей, сломленных страшными условиями лагерной жизни. Это шакал Фетюков, десятники Дэр и Шкуропатенко, стукач Пантелеев, придурки и блатные.
Один день одного зэка, описанный Солженицыным, даёт представление как о потрясающих душу нечеловеческих условиях лагеря, так и о чудовищной несправедливости органов правосудия. Вспомнив основных героев повести: бригадира Тюрина, кавторанга Буйновского, Сеньку Клевшина, Кильдигса, Алёшку-баптиста, Гопчика, убедимся, что почти все они оказались “врагами” советской власти, многие “по делам проходят как шпионы, а сами пленники просто... Это шпионы деланные, снарошки. И Шухов такой же шпион”.
Но не только система лагерей, вся система советского государства направлена на подавление личности. Важно увидеть в повести и показать в сочинении, что позиция автора лишь отчасти совпала с идеологией хрущёвской “оттепели”, а именно там, где речь шла о сталинских беззакониях. В действительности его критика шла гораздо дальше и распространялась на всю систему советского законодательства. Так, например, после слов кавторанга Буйновского: “Я лучшего мнения о нашем законодательстве”, — следует ироничное примечание в скобках: “Дуди-дуди, Шухов про себя думает, не встревая. Сенька Клевшин с американцами два дня жил, так ему четвертную закатали, а ты месяц на ихнем корабле околачивался, — так сколько ж тебе давать?” Такое “наивное” комментирование подчёркивает ужас бессмысленных, бесчеловечных приговоров. Писательская ирония обнажает ставшую привычной преступность власти.
Расхождение авторской позиции с “передовой” идеологией проявилось также в неверии в справедливость и возможность счастливой жизни после лагеря (“Конца срока в этом лагере ни у кого ещё не было... Закон — он выворотной. Кончится десятка — скажут, на тебе ещё одну”), а главное, в духовных основах противостояния всей тоталитарной системе.
Ключевой для понимания конфликта между тоталитарным государством и народом становится фраза Буйневского о солнце, которое “с тех пор, как декрет был, выше всего в час стоит”. “Наивный” комментарий Шухова: “Неуж и солнце ихним декретам подчиняется?” — ярко высвечивает противостояние Шухова им, тем, кто олицетворяет власть.
В лице тихого и терпеливого Ивана Денисовича Солженицын создал обобщённый образ русского народа, способного перенести любую напасть (“От напасти нет пропасти, надо её пережить, как татаро-монгольское иго”, — пишет Солженицын в «Архипелаге»). Несмотря на невиданные страдания, издевательства коммунистического режима, блатной беспредел Архипелага, герой повести выживает и, главное, остаётся человеком в нечеловеческих условиях: “Он не был шакал после восьми лет общих работ — и чем дальше, тем крепче утверждался”. Такие нравственные категории, как совесть, человеческое достоинство, порядочность и доброта, определяют жизненное поведение Ивана Денисовича.
Можно привести другие примеры духовного противостояния унижающим обстоятельствам — таковы безымянные лагерники Ю-81 и Х-123. Постоянное противопоставление себя, человека, бесчеловечной системе — вот что, по мнению Солженицына, необходимо в лагере для того, чтобы сохранить живую душу.