ПЕРЕЧИТАЕМ ЗАНОВО

Виктор БОГДАНОВ

Напрасные уроки

Антифашистский роман Ремарка

Верденбрюк — городок небольшой, всего сорок пять тысяч жителей. Но всё же: несколько ресторанов, кафе «Красная мельница», как в Париже, два публичных дома, множество всяких союзов, немало певческих, клуб полицейских «Верный наручник». В город приезжают экскурсии и туристы. И, пожалуй, самое главное: Верденбрюк — крупный железнодорожный узел, из-за чего он во время Второй мировой войны подвергся жестоким авиационным налётам и почти полностью был разрушен.

Верденбрюк — городок небольшой, да к тому же литературный, вымышленный. Но вот появился он в романе «Чёрный обелиск» (1956) немецкого писателя Эриха Марии Ремарка (1898–1970), и мы уже готовы поверить, что его можно отыскать не только в литературном, но и в географическом атласе. А всё дело в истории, происшедшей в Верденбрюке, о которой нам Ремарк и поведал.

Она начинается в солнечный апрельский день 1923 года. Хронология романного действия имеет и ещё одну весьма значимую "дату" — курс немецкой марки. Он неудержимо падает. Поражение Германии в Первой мировой войне, революция 1918 года ввергли страну в экономический хаос, привели к галопирующей инфляции. В апрельское утро — это начало повествования — доллар стоит тридцать тысяч марок, к полудню — тридцать шесть, на которые можно купить лишь галстук или бутылку дешёвого вина. В финале романа цены исчисляются миллиардами, биллионами — и наконец марка падает. Инфляция — это одна из движущих сил сюжета, определяющая его драматургию, взлёты, как правило, кратковременные, и крушения героев романа.

Чёрный обелиск, давший роману название, — старейшее надгробие фирмы «Генрих Кроль и сыновья». Приобретённое основателем ещё полвека назад, оно составляет не только знаковую примету фирмы. Чёрный обелиск — центр повествовательных кругов произведения, всё шире расходящихся и захватывающих всё новые и новые пласты жизни Верденбрюка и его обывателей с их повседневными заботами, переживаниями и страстями, рождаемыми инфляцией.

Первый круг — это сама фирма. Георг Кроль, старший сын, управляющий. Генрих — заведующий продажей надгробий. Людвиг Бодмар — бухгалтер и "по совместительству" составитель рекламных буклетов и проспектов. Это образ автобиографический. От его лица и ведётся повествование.

Сорокалетний Георг, в недавнем прошлом фронтовик, воспринимает обрушившиеся на Германию тяготы и несчастья философски. Для него такие итоги — справедливое возмездие за милитаристскую политику прежнего правительства. Георг ненавидит свою профессию торговца надгробиями, и лишь необходимость заставляет его доставать для фирмы сырьё — гранит, песчаник, железные изделия. Другие заботы и треволнения внешнего мира его не касаются. Средоточие его жизненных интересов — новости светской жизни, и не только немецкой: приятель присылает ему из Англии великосветскую периодику. Так что он знает о разводах и скандалах и в Каннах, и в Париже. Иллюстрированные журналы помогают ему переносить неудачи и разочарования, в этом его сила и его слабость.

Младший брат, Генрих, ограниченный, нередко заключающий сделки, убыточные для фирмы, националист и неисправимый милитарист. Правда, замечает Георг, в 1918 году Генрих "был отчаянным противником войны. Но теперь он забыл начисто обо всём, что побудило его к этому, и война стала для него весёленьким и освежающим приключением". Он из тех — Людвиг называет их "меднолобой массой", — которые "родились «руки по швам» и гордятся тем, что так и умрут". Ему хотелось бы, чтобы и надгробия были выставлены в ряд, как солдаты.

На периферии центрального округа, где расположены дом Кролей и контора фирмы, — флигель. В нём проживает фельдфебель Кнопф с женой и тремя дочерями. Фельдфебель, несмотря на то, что кроме строевого устава он не прочёл ни одной книжки, похож на Ницше. И вот у этого "Ницше" сложные, "интимные" отношения с чёрным обелиском: возвращаясь поздно вечером пьяным — а он ежевечерне "инспектирует" все городские кабаки, — он обязательно мочится на обелиск. Людвиг пытался отучить его от этой привычки инсценировкой, имитацией грозного, увещевающего голоса кайзера, — не помогло. Но когда Кнопф во время приступа смертельной, как всем казалось, болезни приобрёл себе собственный памятник, он отказался от "детских проделок".

К дому прилегает двухэтажный сарай. В нижнем этаже — мастерская скульптора Курта Баха. Он мечтает о персональных выставках, наградах, а вынужден работать по заказам фирмы — ваять ангелов и скорбящих львов. На втором — мастерская гробовщика Вильке. Склонный пофилософствовать, он, однако, смертельно боится привидений. Страх перед ними заставляет Вильке приглашать в гости Людвига и Курта, чтобы встретить роковой двенадцатый час. Когда Вильке здорово напивается, он ночует в мастерской, в громадном гробу, когда-то изготовленном им для великана из цирка, но так и не выкупленном. Сюда он приводит и своих "дам"...

Наконец, в этот центральный круг вписан и дом мясника Вацека. Этот глуповатый национал-социалист с восхищением слушает по радио выступления Гитлера и возлагает на него все надежды.

Вацек — ревнивый муж красавицы жены. Лиза — едва ли не единственный счастливый человек в Верденбрюке! Она просто радуется, что живёт на свете, принимает жизнь такой, какая она есть.

Один из её обожателей — колоритный Ризенфельд, поставщик гранита, "траурного деликатеса". Ризенфельд — "акула, плавающая в море человеческих слёз", — страстно влюбляется в Лизу. Она — воплощение его эротических фантазий. Животная непосредственность и примитивность придают Лизе цельность, которой так не хватает в этой зыбкой жизни другим. Это и влечёт к ней Георга, ставшего её любовником.

Повествовательное поле, расширяясь по мере удаления от центра, вбирает в себя ресторан «Валгалла». Здесь Георг и Людвиг регулярно обедают по абонементам, выпущенным владельцем ресторана Эдуардом Кноблохом. Теперь, в условиях лихорадочной инфляции, абонементы, приобретённые друзьями впрок, приносят Кноблоху одни убытки. Георг и Людвиг не скрывают своего злорадства: уж очень скуповат оказался их бывший фронтовой товарищ. А в стихах Кноблоха — он ещё и поэт, воспевавший ранее цветы, — зазвучали ноты ненависти...

В «Валгалле» регулярно заседает клуб поэтов, основанный Эдуардом Кноблохом. Местные поэты погрязли в сплетнях и мелочных дрязгах. Лишённые творческого вдохновения, они образуют «Комитет по возрождению лирики через непосредственный опыт». А этот опыт рассчитывают почерпнуть в публичном доме, куда и совершают "экспедицию".

Неспешно, как и пристало провинциальному городу, входит в повествование и "весь" Верденбрюк с его главной улицей, по которой движется колонна инвалидов войны, протестующих против своих нищенских пенсий, с ещё более страшными жертвами войны — сумасшедшими, которых наблюдает Людвиг в больнице. Близ Верденбрюка — деревня Вюстринген. Здесь проходит церемония освящения памятника павшим воинам. Распоряжается, точнее — командует, председатель Союза ветеранов войны отставной майор Волькенштейн. Он носит запрещённую военную форму кайзеровских времён, презирает республику, создаёт вокруг себя гвардию шалопаев, которых подстрекает сорвать флаг, вывешенный столяром Бесте над своим домом. Ветеран войны, раненный в лёгкое, он третируется майором как изменник родины, и нервная стычка между Бесте и гвардией Волькенштейна заканчивается гибелью ветерана. По сходному сценарию разыгрывается и скандал в городском кафе «Централь», где Людвиг и Георг схватились с молодчиками, науськанными офицерами в отставке — "патриотами". Правда, друзья дали им достойный отпор...

За пределами города расположен и публичный дом, также очень важный "объект" повествования. На первый взгляд в нём всё как в заведениях подобного сорта: и толстенная "мадам" — хозяйка заведения, и свои достопримечательности — красотка Фрици, "мечта мазохистов" Мальвина, по прозвищу Железная Лошадь.

Здесь, на свежем воздухе, у ручья, гимназисты готовили уроки, приветливые женщины — свободные и беззаботные — днём следили, как выполняли они письменные работы. Здесь Людвиг полюбил поэзию: Железная Лошадь просила, чтобы Людвиг приносил новые стихи, и он перестал ловить лягушек в ручье, охладел к биологии и обратился к поэзии. И когда гимназистов призвали на фронт, сюда, в дом терпимости, пришли они проститься с юностью. Правда, вместо ожидаемого посвящения в мужчины "богини" надавали им затрещин, и семнадцать гимназистов пали в сражениях девственниками.

Но и в эту тихую гавань врывается война, сменяющаяся послевоенным разорением. У Фрици погиб на фронте сын, которого она учила музыке в Лейпциге. Инфляция заставляет "богинь" беззастенчиво торговаться с клиентами и повышать таксу: "А ты знаешь, сколько теперь стоят высокие ботинки, чуть не до самой задницы? — спрашивает Железная Лошадь. — Но высокие ботинки — это высокие ботинки, а чёрное прозрачное бельё — это чёрное прозрачное бельё. А цены на них сумасшедшие".

Парадоксальными противоречиями в романе «Чёрный обелиск» отличается всё повествование: романтик Георг торгует надгробиями, прекрасной Еленой оказывается заурядная потаскушка, гроб превращается для Вильке в ложе любви, а в густом старом саду братья Кроли устроили выставку надгробий. Почти все они недосягаемы для человека, живущего трудами рук своих. Клиентура фирмы — торговцы, фабричные мастера. Среди экспонатов — роскошный чёрный памятник, "блестящий, как новенький автомобиль". Людвигу он напоминает важную даму, холодную и бесстрастную. И вот эту выставку, эту "обитель смерти", как называет её Людвиг, облюбовали молодые парочки, совершающие "посев жизни".

Здесь повествование достигает самого высокого, критического напряжения, за которым с необходимостью должно последовать разрешение парадоксальных противоречий. Именно в публичном доме Людвиг и его товарищи получили от проституток бесценные уроки жизни!

Как ни щедр «Чёрный обелиск» на сочные сцены, то юмористические, то сатирические, сквозь нравоописательную стихию пробивается, набирая изобразительную силу, романический поток, придавая произведению жанровое завершение. Перед нами — роман становления личности, роман исканий и сомнений, надежд и разочарований, наконец, роман горького опыта.

Главный герой книги, Людвиг Бодмар, ушёл на войну совсем юным гимназистом. Участвовал в боях, был ранен, повалялся в госпиталях. Вернувшись с фронта, какое-то время преподавал в сельской школе, как того хотела его мать. Затем Людвига взял в свою фирму Георг, его однополчанин. В поисках дополнительного заработка он занимается репетиторством, играет на органе в церкви при лечебнице для душевнобольных. Тут и встречает Изабеллу.

Встреча с Изабеллой принесла Людвигу подлинную любовь, самое сильное потрясение и разочарование. Вместе с этим к Людвигу приходят долгожданные ответы на вопросы, терзавшие его ещё со времён войны.

Людвиг вернулся в послевоенную жизнь травмированным жестокостью войны, бессмысленностью жертв, принесённых во имя прежних буржуазных устроев. Его отчаяние умножается хаосом, царящим в Германии. Растеряв на войне многие из былых верований и предрассудков, он и преподавание бросает, потому что "надоело вдалбливать детям такие истины, в которые я сам давно не верю". Он незаметно заражается цинизмом, который так основательно овладел его боевым товарищем Вилли. А тот становится игроком на бирже, спекулянтом, обладателем кучи акций, роскошной машины и столь же роскошной любовницы — певицы Рен де ла Тур. И Людвиг без особых угрызений совести участвует в надувательских проделках с абонементами, выпущенными Кноблохом, аккомпанирует фрау Бекман во время её знаменитого аттракциона, усваивает взгляд торговцев похоронными принадлежностями на смену времён года, а для них "самый выгодный сезон" — зима, когда людей умирает больше…

Но в конце концов им овладевает отчаяние, и он ищет спасения и утешения в музыке и у древних философов. Но неожиданно ответы на мучительные вопросы приходят с той стороны, где ничего разумного, по определению, нельзя было и предполагать! И как когда-то воспитание он получал в публичном доме, так и теперь выход из тупика сознания и совести открывается Людвигу — ещё один парадокс! — в лечебнице для душевнобольных.

Лечебница, как и тот "воспитательный" дом, как, добавим, и роддом для бедных, где появился на свет Людвиг, тоже расположена за чертой города. Тенистые аллеи, сад, клумбы: "Жизнь здесь течёт мирно и естественно. Никого не тревожит то обстоятельство, что доллар поднялся на двадцать тысяч марок за один день".

За свою игру Людвиг получает бесплатно завтрак. Иногда старшая сестра, расщедрившись, присылает к завтраку бутылку вина Людвигу, викарию и доктору, которую они и распивают, беседуя на "вечные" темы. Доктор Вернике никак не стремится ему помочь. Его позиция — позиция невмешательства.

Не приближает Людвига к пониманию "человеческого бытия" и викарий Бодендик с его казённо-церковным оптимизмом. Этот "агент божий", как называет его про себя Людвиг, только раздражает и злит. Викария не точит червь сомнений, он ничего не ищет и не познаёт.

И вот, быть может, в самый критический момент самоопределения Людвига, когда его растерзанное сознание поглощают отчаяние и скептицизм, происходит очищающая и спасительная встреча с Изабеллой. Совсем недавно Людвигу казалось, что только с "крепкой и молодой" Гердой его жизнь станет "ясной и обозримой". А что может привнести в его жизнь Изабелла?

Изабеллу, богатую и очень красивую девушку, поразила шизофрения. Страдающие этой болезнью, как описывает её симптомы доктор Вернике, "способны с быстротою молнии переноситься из одной личности в другую", что и происходит с Изабеллой. Она постоянно путает имена и лица. В действительности её зовут Женевьевой Терговен, но она считает себя то Жени — и тогда она становится недоверчивой, несимпатичной особой, то Изабеллой. Она и Людвига принимает то за какого-то Рольфа, то за Рудольфа. Когда Изабелла называет его Рудольфом, эта "трагически прекрасная" девушка становится мечтательной и влюблённой.

Безостановочная путаница имён и лиц воспринимается вначале Людвигом игрой, которая сбивает его с толку, вызывает смятение. Но очень скоро он свыкается с этой "игрой" и с тем, что Изабелла видит всё не так, как здравомыслящие люди, — "каждое дерево, каждую звезду, любые отношения между людьми и даже самоё себя. В ней заключена другая вселенная". Изабелла убеждена, что по радуге можно пройти, "но если на миг усомнишься, то сорвёшься вниз". Она верит, что трава, да и все предметы существуют только тогда и постольку, когда и поскольку на них смотрят.

Изабелла не сомневается и в том, что ей удалось проникнуть в загадочную природу зеркал: они хранят в себе отражения предметов даже после того, как сами предметы исчезли. На возражение Людвига, что зеркало только отражает и ничего не может скрыть, "присвоить", следует каверзный выпад: отражение "не прыгает в нас обратно", а остаётся внутри зеркала.

И чем глубже погружается Людвиг в "другую вселенную" Изабеллы, чем заинтересованнее и внимательнее вслушивается он в её неожиданные вопросы и откровения, тем явственнее ему становится, что её мысли только по видимости фантастичны, что они бесстрашно устремлены к сути вещей, что они родственны его собственным предчувствиям и догадкам.

Сомнения Людвига достигают предела: где истина и где ложь? кто здоровый и кто больной? До знакомства с Изабеллой он твёрдо знал, что человек, вообразивший, что у него стеклянное тело, и потому умоляющий всех в парке лечебницы, чтобы его не толкнули и не разбили, или другой, низенький и кривоногий, возомнивший себя папой Григорием VII, — это больные люди. А теперь?.. Когда Изабелла при очередном свидании спрашивает Людвига, где он был, он отвечает: "«Там, где-то в городе». Я чуть не сказал: в городе сумасшедших, но вовремя воздержался". Теперь ему не кажется гипотезой мысль доктора Вернике о шестом чувстве: "Почему мы навсегда ограничили себя пятью чувствами? Почему мы не можем когда-нибудь развить шестое? Или восьмое? Или двенадцатое? Разве мир не стал бы совсем иным? Допустим, что с развитием шестого чувства уже исчезло бы понятие времени. Или пространства. Или смерти. Или страдания. Или морали".

Таким шестым чувством наделена Изабелла, которая прозревает совсем иной мир, отличный от реального. Посвящая в него Людвига, она поднимается над привычными понятиями о пространстве и времени и, по сути, сокрушает традиционную религиозную мораль, в справедливости которой Людвиг начал сомневаться ещё на фронте.

Уже там закрадывались к нему еретические мысли о несовершенстве божественного провидения. Солдат заставляли присутствовать при богослужении и молиться за победу немецкого оружия. Но, размышлял Людвиг, так же молятся за победу и священнослужители противника: "...и Бог рисовался мне чем-то вроде озадаченного председателя обширного союза, особенно если молитвы возносились представителями двух воюющих сторон и того же вероисповедания. На чью сторону Богу встать? На ту, в которой населения больше или больше церквей?"

У Людвига умирает мать. Больная раком, перенёсшая шесть операций, она перестала ходить в церковь, исповедоваться и причащаться. Согласно догматам Церкви, она умерла в состоянии смертного греха и будет вечно гореть в огне преисподней. А ведь эту преисподнюю сотворил Бог, Бог любви и прощения! "Справедливо, да?" — с сарказмом обращается Людвиг к "агенту Господа Бога". Тот не отвечает на вопросы, будто бы навсегда решённые Церковью. А вот Изабелла находит на них ответы, "простые и очевидные".

"Зачем умирают дети, Рудольф? <...> почему они родятся, если сейчас же умирают?" Людвиг разражается гневной тирадой: "Он всеведущий и всеблагой. Он справедлив и полон любви — и всё-таки умирают дети и матери, которые им нужны, и никто не знает, почему на земле столько горя". Изабелла знает. У неё и на проблему страдания невинных, породившую целую религиозную "дисциплину" — теодицею, есть свой взгляд: горе нужно потому, что Бог боится: "Если бы все были счастливы, никакой Бог не был бы нужен". И она предъявляет Богу суровый счёт: "Кто накажет Бога за то, что заставляет нас страдать?"

А с какой нетерпимостью отзывается она о священнослужителях! Они не пускают Бога сойти с креста, потому что хотят завладеть его богатством. Вначале Людвиг колебался. Теперь выбор сделан. Поражённый озарениями и прозрениями Изабеллы, покорённый её страстными речами и неотразимыми умозаключениями, Людвиг отбрасывает все сомнения и последние "предрассудки" и отдаётся "в плен" Изабелле, бесповоротно принимая её "другую вселенную".

Герой «Чёрного обелиска» — легко узнаваемый представитель "потерянного поколения". Надломленные войной судьбы этого поколения Ремарк исследовал и в прежних своих произведениях. Но до изображения столь отчаянного положения искалеченных духовно войной молодых людей, до изображения такой глубины разочарования, перерастающего в духовную опустошённость и безыдеальное существование, прежние романы Ремарка, пожалуй, не возвышались. А подлинно трагическую тональность «Чёрному обелиску» придают финальные аккорды любовной истории Людвига и Изабеллы.

Ремарк и другие авторы произведений о "потерянном поколении" (Э.Хемингуэй, Р.Олдингтон) строили их на любовной интриге. И не для того только, чтобы композиционно "поддержать" корпус произведения. В мире, переживающем крушение, отбросившем все прежние ценности, гибла и подлинная человечность. И для героя, настигнутого этим крушением, любовь оставалась последней и абсолютной ценностью, она наполняла смыслом его жизнь, удерживала его в нём. Вот почему он так самоотвержен и самозабвенен в отношении к любимой женщине, щедро отдавая ей запас нерастраченных чувств.

Людвига привлекает с самого начала в Изабелле не только её "странная мудрость". При первой же встрече он был поражён, какая она красивая, "действительно настоящая Изабелла" — хрупкая, грациозная, с глазами фиолетового оттенка, с мягкими волосами, пахнувшими сеном.

Изабелла первая и в первый день их знакомства поцеловала Людвига. И хотя он подозревал, что этот поцелуй предназначен не ему, Людвигу, а Рудольфу, он взволновал его. Скоро Людвиг всем существом своим оказался в плену неотразимой женственности и трагической красоты Изабеллы. В своё любовное признание он вкладывает всю силу сердечного порыва. Изабелла отвечает взаимностью, но вдруг Людвиг огромным усилием воли сдерживает себя: принять её земную, телесную любовь было бы насилием над больной!

И вот на взлёте ожидаемого и обещанного счастья только что обретённая жизнь ускользает от Людвига. От доктора Вернике он узнаёт, что Изабелла вдруг выздоровела! Людвиг в восторге. А Изабелла? Словно очнулась от наркоза, ничего не помнит и не узнаёт своего возлюбленного. Она выздоровела, излечилась от шизофрении, но возвращение к ней разума оказалось не более, чем даром данайцев, возвращением пристойного благоразумия: Женевьева Терговен, как и люди её круга, отдаётся болтовне о санатории и его окрестностях, о дядях и тётях в Страсбурге и Голландии, о магазинах и новых модах. Выздоровевшая Женевьева Терговен — благовоспитанная и заурядная девица, которая, уверен Людвиг, со временем выйдет замуж за состоятельного человека и будет хорошей матерью.

Изабелла возвращается в то общество, с которым Людвига давно уже ничего не связывает. Ему и раньше приходилось расставаться с возлюбленными, но эта потеря безвозвратна. Какой парадокс! Выздоровление равнозначно смерти: воскресает заурядная девица — умирает Изабелла, "нежная и дикая". Утонула Изабелла, самая последняя потеря стала и последней каплей горя...

Прощальная встреча Людвига с Изабеллой–Женевьевой, расставание с ней — кульминация и развязка любовной интриги, составляющей, как мы видели, композиционный "замок" романа. Осталось лишь развязать другие сюжетные узлы повествования на пороге финала.

Финал романа падает на конец 1923 года. В Германии вводится новая национальная валюта, прекращается инфляция, что тотчас же отражается на положении героев романа. На грани катастрофы фирма «Генрих Кроль и сыновья». Полностью обанкротился рыжий Вилли. Он продаёт своё авто, меняет элегантную квартиру на убогую комнату, а её стены оклеивает девальвированными дензнаками и акциями. И в самом деле, какая же жизнь естественнее — здесь, в городе, или там, в лечебнице для душевнобольных?!

Умирает Валентин, который когда-то на фронте спас жизнь Эдуарду Кноблоху. Происходит последняя схватка Людвига и его друзей с фашистами.

Ну а чёрный обелиск, давший название роману? Что с ним?

Прямо во время "работы" умирает — паралич сердца! — Железная Лошадь. Её подруги и "сотрудницы" заказывают фирме Кролей надгробие на её могилу. Людвиг предлагает чёрный обелиск, что и спасает фирму от разорения. Установит надгробие на могилу Георг.

Повествовательные круги замкнулись. Людвиг может покинуть Верденбрюк. Ризенфельд подыскал ему место в берлинской газете. Людвиг получает неожиданно из Швейцарии чек на тридцать франков за своё стихотворение, продаёт свой рояль, Георг вручает ему чуть ли не силой комиссионные за реализацию пресловутого обелиска, и Людвиг, побывав на прощальном вечере, устроенном в его честь клубом поэтов, отбывает в Берлин.

"А ты знаешь, что тебе придётся делать в Берлине?" — спрашивает его на вокзале Георг. Людвиг никаких иллюзий относительно своего журналистского будущего не строит: "Сообщать о пожарах; описывать кражи; рецензировать брошюрки; приносить пиво редакторам; чинить карандаши; держать корректуру — и стараться выдвинуться".

Поезд трогается. Людвиг находит место в купе, садится и открывает чемодан. В нём бутерброды, которыми его снабдила фрау Кроль, и смокинг Георга…

Остался необходимый для канона романического жанра эпилог, где, по завету Чехова, необходимо кратко сказать о том, что стало с главными героями.

Людвиг Бодмер навещает Верденбрюк после Второй мировой войны, возникшей именно потому, что уроки Первой мировой были забыты. "Германия погрузилась во мрак, я покинул её, а когда вернулся, она лежала в развалинах. <...> Город Верденбрюк во время войны бомбили так сильно, что не уцелело почти ни одного дома" — таков итог рокового выбора Германии.

Георг Кроль погиб в концентрационном лагере, куда засадил его ревнивый Вацек, ставший при Гитлере штурмбаннфюрером. В лагере просидел семь лет и Курт Бах, откуда вышел нетрудоспособным калекой. Он безуспешно добивается хоть какой-нибудь пенсии. Вернике уволили из больницы за то, что он отказался делать смертельные уколы душевнобольным. Его отправили на фронт, где он погиб. Сложили головы на войне и рыжий Вилли, и поэт Отто Бамбус. Пострадал и пастор Бодендик: вместе с Вернике они укрывали в больнице евреев. Погибли во время бомбёжки и фрау Кроль, и любовница Георга Лиза.

А Герда? Что с ней? Никто не знал. "И о Женевьеве я больше не слышал". Мисюсь, где ты?

Но при этом выплачиваются огромные пенсии генералам, военным преступникам и партийным чиновникам. Блестящую карьеру сделал майор Волькенштейн: при Гитлере он вступил в нацистскую партию и теперь работает в министерстве иностранных дел. Ганс Хунгерман, бывший оберштурмбаннфюрер, получает такую пенсию, что живёт припеваючи и даже не думает о работе. Когда-то Людвиг задавался вопросом: где боги и где жертвы? Неужели Волькенштейн, Хунгерман и есть те боги, во имя которых Германия принесла столько жертв?!

Верденбрюк в руинах: "Лишь два здания сохранились в полной неприкосновенности — дом для умалишённых и родильный дом". В родильном доме происходит новый посев жизни. Но для чего? Неужели для смерти? А дом для умалишённых? Неужели он сохранился затем только, чтобы там могла приютиться та "другая вселенная", та подлинная жизнь, которую Людвиг узнал с Изабеллой?..