ШКОЛА В ШКОЛЕ

Ирина ЩЕРБИНА,
ГОУ Лицей № 1502 при МЭИ,
Москва

Готовимся к сочинению

"Свидетели южного лета"

О стихотворении Н.Заболоцкого
«Я трогал листы эвкалипта»

Человек и природа в их первородной нераздельности – одна из важнейших тем русского лирика Николая Алексеевича Заболоцкого. Почти буквально, как органичное и цельное, воспринимается образное единство лирического "я" поэта и природных начал: "я сделался нервной системой растений", "я в небе пролечу, как медленная птица".

Предметом непосредственной лирической интерпретации чаще всего становится у Заболоцкого природа родная, русская:

"Скудная", по выражению Тютчева, в возвышенно-патриотическом истолковании лучших наших поэтов природа эта – одухотворённая и просветлённая. По давней традиции, изысканная и причудливая флора чуждых стран уступает смиренной и духовной красоте русского пейзажа. Впрочем, экзотические ландшафты и запах немыслимых трав у большинства русских поэтов по стечению обстоятельств ассоциируются не с озером Чад, а с брегами Тавриды и Кавказом, не обделёнными нашими благодарными соотечественниками эпитетами, щедрыми и живописными.

В таком смысловом контексте стихотворение Заболоцкого «Я трогал листы эвкалипта» воспринимается как дань отечественной поэтической традиции. Концепция его истолкования, содержащаяся в книге Е.Эткинда «Материя стиха», кажется вполне убедительной.

Цитируем:

"Сравнивая южную и северную природу и отдавая предпочтение последней, Заболоцкий скажет:

В противоположность этим ярким краям, прекрасны своей скромностью рощи Подмосковья,

(в отечественных изданиях: "над светлым". – И.Щ.).

Цитируемое стихотворение... кончается картиной, обобщающей южную красоту, которая чужда поэту:

Бесспорно наличие в стихотворении семантической и композиционной антитезы:

но вот исчерпывается ли этим поэтическая мысль или она всё-таки значительнее и глубже?

Oтголоски уже обозначенного конфликта отмечаем в других стихотворениях – например, в виде противопоставления "южных" и "северных песен", "чужестранцев на этой земле" («Гурзуф ночью»). Величественный Казбек у Заболоцкого страшен "в своей надмирной вышине", враждебен живой душе человека (трудно не увидеть известной аллегории) («Казбек»). Однако неоднократно встречаем и такое: "я принял в сердце первый звук пандури", "я весь растворился", "мне собратьями сделались горы" – строки, запечатлевшие момент слияния лирического "я" с природой Юга.

Вслушиваясь и вглядываясь в поэтическую картину, развёрнутую в первой строфе стихотворения «Я трогал листы эвкалипта», нельзя не ощутить волнующего и одновременно назойливого аромата "сладких" трав, томного обаяния женственно-порочной магнолии. Музыкальная тема, оформленная лексически и фонетически, также несколько навязчива (листы эвкалипта, пели песню, синее-синее, у берега бешено пело). Жёсткие и гладкие, как подсказывает воображение, на ощупь листы, "твёрдые перья" растений только увеличивают отчуждённость лирического героя от экзотики ("эвкалипта", "агавы", "Аджарии", "магнолии"), а "бешеное", не в унисон душевному движению, пение моря картину завершает, усиливая ощутимую с самого начала тревожность.

Вопреки ожиданиям, вторая поэтическая картина – сон, "видение луга" – ощущения тревоги не снимает, а трансформирует его в мотив печали. Московские рощи, где "иволга стонет",

В символике образного ряда, включённого в эту – центральную в стихотворении – поэтическую картину, отметим иволгу. Образ этой птицы в контексте поэзии Заболоцкого второй половины 40-х годов (главным образом знаменитого стихотворения «В этой роще берёзовой») воспринимается как символ музы, чем-то напоминающей ахматовскую "гостью с дудочкой в руке":

Иволга – "отшельница", "молчаливая странница" – лирический голос поэта, немалое время проведшего в сталинских лагерях по нелепому обвинению. При том что образы второй строфы лишены конкретики, единственная музыкальная тема отчётлива: "нежная иволга стонет", и как бы в лад с нею "взоры печальные клонит… дорогая подруга".

Развязка лирического сюжета в третьей строфе предстаёт в картине образно-метафорической и потому исключающей прямое толкование. Оксюморон "светлые слёзы печали" включает в себя частичку воспоминания о грузинском колорите пушкинского "печаль моя светла, печаль моя полна тобою". Мотив разлуки разрешён здесь не столь оптимистически, универсально, эстетически безупречно, как у Пушкина. "Вздрогнуло сердце от боли" не только не близко, но в чём-то противоположно ощущению от "сердце вновь горит и любит". А насквозь метафоричные "седые от пыли" "камфарные лавры" с их "бледными трубами" и "медными литаврами" воспринимаются как что-то созвучное боли, смерти, музыке похорон.

Bозможно, утверждения о фальшивости трубного звука, его неприятии поэтом отчасти справедливы. Однако в целом финал стихотворения не производит впечатления враждебности южного пейзажа мироощущению лирического героя. Скорбный аккомпанемент "седых от пыли" лавров (тоже один из символов поэзии) не противоречит психологической картине боли и печали, а усиливает её дисгармонию и драматизм.