Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №39/1998

События и встречи

· ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛО СЛОВО ·ФАКУЛЬТАТИВ · РАССКАЗЫ  ОБ  ИЛЛЮСТРАТОРАХ · АРХИВ · ТРИБУНА · СЛОВАРЬ ·  УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ ·ПАНТЕОН · я иду на урок  · ПЕРЕЧИТАЕМ  ЗАНОВО · шткдии · НОВОЕ В ШКОЛЬНЫХ  ПРОГРАММАХ · ШКОЛА В ШКОЛЕ · ГАЛЕРЕЯ ·ИНТЕРВЬЮ У КЛАССНОЙ ДОСКИ · ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК   · УЧИТЕЛЬ ОБ УЧИТЕЛЕ 

НАБОЛЕЛО!

Уважаемый главный редактор!

В N 29 «Литературы» прочитала Вашу статью «В ответ на обращение» и не смогла удержаться от письма, хотя прекрасно понимаю, что это совершенный “глас вопиющего...”. Но так наболело...
Я учитель русского языка и литературы в сельской школе, да ещё к тому же из так называемого (и Вами, как видно из статьи, не жалуемого) “красного пояса” — Краснодарского края. Правда, родилась и получила образование в Белоруссии, но это дела не меняет. “Красный пояс” — и всё тут.
Вы, сами не замечая этого, тоже несёте в себе (вернее, в своей статье) “идею большевизма”, которая “даёт о себе знать во всём своём объёме”, а именно: делите по-прежнему на друзей и врагов, красных и белых. Неграмотная учительница не потому неграмотна, что живёт в областном центре (а не в Москве, скажем) и в “красном поясе”, а просто потому, что неграмотна. Разве мало в Москве неграмотных телеведущих, журналистов? А ведь они для нас, провинциалов, должны быть эталоном. И вещают-то на всю Россию, а не на один класс.
Я не отношусь к восторженным поклонникам октябрьского переворота. Но я не могу плевать на “привилегии ушедшей большевистской эпохи”: всё-таки я получила образование тогда довольно просто — родители не платили миллионы (или другие купюры) за моё поступление, взяток за сдачу экзаменов и зачётов я не давала,no39.gif (66977 bytes) как всё это делается сейчас. Я из необеспеченной семьи (одна мать воспитывала нас с сестрой), поступила в университет без всяких репетиторов, жила почти только на стипендию в 47 руб. Окончила Белорусский государственный университет, русское отделение. Во время учёбы пользовалась бесплатно Центральной республиканской библиотекой, посещала регулярно Филармонию, слушала известнейших музыкантов Г.Нейгауза, И.Ойстраха, О.Янченко, не говоря об эстрадных. Прослушала в течение 3 лет цикл лекций «Шедевры мировой живописи». Собрала довольно хорошую фонотеку классической музыки (этой фонотекой пользуюсь в своей работе и сейчас), собрала небольшую библиотеку из программных книг, а также альбомы по изобразительному искусству. Скажите, возможно это всё сейчас для студента из провинции, у которого нет крепкого материального тыла? Нет и нет. У меня сын — одиннадцатиклассник, и я уже сейчас чувствую себя виноватой перед ним в том, что высшее образование дать ему не смогу. Муж-экономист не получает зарплату с ноября прошлого года, а я ещё не получила за май, хотя уже скоро 1 сентября. Разве смогу я собрать необходимые миллионы (или теперь уже тысячи), чтобы обеспечить ему поступление в вуз? В ближайшем от нас Армавирском пединституте открыто берутся 9—10 тыс. (новыми) за вступительные экзамены. То же самое и в других вузах, в Ставропольском пединституте, например. Так что скоро будут выученные за деньги учителя почище этой бедной учительницы из “красного пояса”. Вот что, говоря Вашими словами, “обрекает нацию, народ на безмолвие”, да, собственно, народ уже давно безмолвствует — разве теперешняя жизнь наша не унижение? А мы молчим, покорно платим за “бесплатное образование”, покорно работаем без зарплаты да ещё подвергаемся постоянным проверкам, комиссиям. И молчим. Вот, к примеру, мы обязаны оборудовать предметные кабинеты, пополнить их и т.д. Но чем? Как? Никого это не интересует. Смотр состояния кабинетов — будь готов. Но в школу несколько лет не поступало ни одного наглядного пособия, а то, что было из “большевистской эпохи”, давно вышло из строя. Ещё два года назад нам оплачивали книжный фонд, мы покупали на эти деньги бумагу, фломастеры, клей и т.д. и хоть сами что-то пытались сделать для кабинета. Теперь не только книжный фонд иссяк, но и сама зарплата. А требования те же: учи на уровне, внедряй новое. А что внедрять, если в школе нет ни видео, ни компьютерного класса, ни даже примитивного телевизора. Да что телевизор? Нет даже мела, просим детей (а те родителей) принести с фермы, там дают его свиньям как минеральную подкормку. А ремонт школы силами детей и родителей! Это целая эпопея.
О вступительных экзаменах я с Вами не согласна. Они должны быть. Но честные, а не оплаченные родителями. Если система оплаты экзаменов у нас сохранится, то какая разница, если их отменят (абитуриентские), а, как Вы пишете, оставят после первого семестра. Будет то же самое: заплатишь — будешь учиться дальше, не заплатишь — пеняй на себя! Так уж лучше сразу определиться, в противном случае родители будут ещё больше страдать материально — всё-таки полгода надо содержать полустудента, платить за квартиру, одевать и кормить (если вне семьи).
Так что экзамены справедливые нужны. Но ещё нужно привести в соответствие школьные программы со вступительными вузовскими. Здесь полнейший беспредел, особенно со стороны вуза. Они изощряются для того, чтобы без репетиторства или их подготовительных платных курсов выпускник в вуз не попал. А этого не должно быть, школа не знает, к чему и к кому ей приспосабливаться.
Вы пишете, что на Западе (и раньше в России) в институты принимали без экзаменов. Но Вы, видимо, забыли, что экзамены сдавали при поступлении в гимназию или Лицей, где требовался определённый уровень подготовки ребёнка по различным предметам. Существовали и переводные экзамены.
Мы ещё никак не можем равняться на Запад, у нас нет для этого никаких предпосылок. В Японии в классах наполняемость не более 12 чел. А у нас может быть и 35, и 40. О каком индивидуальном подходе может речь? А учительская нагрузка? Это же позор — сделать её 24 ч. в неделю, фактически снизить нашу и без того небольшую зарплату! Мы позоримся перед всем миром не тем, что до сих пор не отменили вступительные экзамены в институт. Это такая малость по сравнению с тем, чем мы действительно позоримся: не уважаем свой народ — учёные голодают, атомщики голодают, интеллектуальный потенциал страны унижен. Вот в чём позор нации.
Врачи, учителя не могут поддерживать свой интеллектуальный уровень — их зарплаты не хватает даже на достойное существование. А ведь им необходимо постоянно совершенствоваться — посещать достопримечательности, выписывать и покупать новые издания, бывать в музеях, на концертах. Студенткой я могла поехать в Москву (и не раз), чтобы посетить Третьяковку. Сейчас мне это уже не по карману. Даже отдохнуть по-человечески учитель не может, путёвка стоит 3 тыс. и более. А отпускные учителя намного меньше. Вот в чём позор наш перед всем миром — человек унижен у нас до рабского положения. Рабов всё-таки кормили, чтобы хорошо работали. А у нас годами не платят зарплату — мы работаем.
Теперь о сочинениях. Мне кажется, требования к ученическим сочинениям непомерно высоки. С одной стороны, постоянно слышится учительский и родительский плач о том, что современные дети не читают (или мало читают). Об этом и в N 29 на стр.2. С другой стороны, предлагаемые темы для школьных сочинений, а также публикуемые в различных изданиях методические разработки уроков, детские рефераты говорят об обратном. Ведь если дети не читают, то как же они могут писать на такие сложные темы? Не значит ли это, что такие детские сочинения — липа, обман?
Несколько лет в Краснодарском крае проводится эксперимент: заранее (где-то в январе — феврале) публикуются темы экзаменационных сочинений. Иногда это довольно сложные темы, вообще недоступные 16-17-летнему подростку, требующие специального углублённого изучения. Но самое неприятное вот в чём. Ведь если темы известны заранее, то они заранее и пишутся. Ребёнок идёт на экзамен, нагруженный готовыми сочинениями (т.е. шпаргалками), а делает вид (и мы тоже), что пишет его здесь же, на экзамене. Зачем тогда называть это экзаменом? Можно разыграть эти темы между учениками в теч. года и написать их и сдать в теч. года. Зачем делать из экзамена спектакль?
И вот ещё. Часто опубликованные методические разработки по конкретному уроку настолько изысканны, углублённы, изощрённы, что возникает вот какой вопрос. Да, учитель прочитал это произведение пять, шесть, двадцать раз, каждый раз находя в нём какие-то новые грани, оттенки, мысли. Он прочитал к тому же массу критической литературы по этому вопросу. И вот пишутся рекомендации именно с этой высоты. Но ребёнок-то читает это впервые, и он ещё ребёнок, и он не может так воспринимать это произведение просто в силу своего возраста и отсутствия жизненного опыта. Дайте ему попроще. Почему мы видим ум только в сложности? Почему боимся простоты, ясности, доступности? Почему так высокомерно говорим о тех временах, когда говорили об образах литгероев? А ведь тогда читали больше! Может быть, эта усложнённая подача материала как раз и отвращает детей от литературы? Общеобразовательная программа ведь для всех.
Мы гордимся нашей системой образования, но не всегда обоснованно. Мы любим во всём доходить до абсурда.
В Краснодарском крае живёт много немецких семей, некоторые уезжают на постоянное жительство в Германию. И вот они, приезжая в отпуск, говорят, что в их общеобразовательных школах учиться легче: наш 2-й класс соответствует примерно их 5-му классу по уровню материала. Почему? Неужели наши дети умнее? Нет, конечно, просто сложность наших школьных программ нагнетается искусственно теми, кто на этом зарабатывает себе учёные степени, гонорары и проч. Эти люди оторваны от реальных учеников (посещение отдельных уроков, да ещё в столичных школах — не в счёт). А между тем по медицинской статистике у нас 7 детей из 10 имеют отклонения в нервной системе. А ещё прибавьте российское пьянство (дети за это расплачиваются сполна), плохое питание большей части населения, оторванность от культуры (ещё несколько лет назад наши дети ездили на экскурсии и в Москву, и в Ленинград, и в Михайловское, сейчас же это уже невозможно: дорого. В “застойные времена” дети “живьём” могли видеть и Эрмитаж, и Третьяковку, сейчас даже по видео не видят), отсутствие в большинстве семей детских журналов и газет и т.д. Остаётся один источник культуры — телевизор. Но что это за источник — понятно без лишних слов (кстати, в нашей местности не транслируется даже канал «Культура»).
И после этого требовать от детей каких-то изысканных знаний просто как-то и не гуманно. А учителя, который в таких условиях продолжает учить детей, надо считать национальным героем, из какого бы пояса он ни был — красного, белого или коричневого.
Нравственную силу человек должен черпать не из одной только литературы, но и из окружающей жизни. Человек должен жить по-человечески: спокойно, без постоянных стрессов и борьбы за существование, просто жить. Хорошо, что большевистская эпоха научила нас бороться с трудностями. Иначе мы не выдержали бы сейчас всех обрушившихся на нас “благ” демократии.

С уважением
Акишина Валентина Матвеевна,
учитель русского языка и литературы
ср. школы I 24 хутора Чаплыгина
Гулькевичского района Краснодарского края

 

ЧТО ДЕЛАТЬ И КТО ВИНОВАТ?

Как видите, уважаемая Валентина Матвеевна, мы печатаем Ваше письмо без какой-либо правки, без каких-либо сокращений. Не печатаем только приложенную к Вашему письму ксерокопию с перечислением тем выпускных сочинений, поскольку с этим краевым экспериментом Вы познакомили нас в своём письме.
По правде сказать, я не совсем понял, на какую полуграмотную учительницу из “красного пояса” Вы всё время ссылаетесь? Если на того учителя, который, восхищённо рассказывая об октябрьском перевороте, выдал своим ученикам лозунги Великой французской революции за большевистские, то дело, как я писал в своей статье, не в том, что он из “красного пояса” (или, как пишете Вы, весьма превратно меня толкуя, что он — не москвич, провинциал), а в том, что он — победитель Всероссийского конкурса «Лучший учитель года». “Красный пояс” я помянул потому, что если ты восхищаешься чем-то, то хотя бы будь точен, не путай, не искажай — ведь перед тобой доверчивая и восприимчивая аудитория. Но лучший — меня возмутило, заставило задуматься над тем, что если этот лучший, то каковы бывают похуже и какие могут быть у них ученики.
Что же до того, кто делит российский народ на красных, коричневых и белых, то делает это сама нынешняя реальность. Жизнь разделила людей на тех, кто способен забыть о преступлениях большевиков: о кронштадтском расстреле матросов — участников октябрьского переворота, потребовавших от бывших своих союзников дать стране обещанные свободы; о голоде в Поволжье и обрушившихся в связи с ним массовых репрессиях на церковь; о жесточайших карательных акциях регулярных войск против тамбовских крестьян; об уничтожении генофонда нации — расстреле и высылке её интеллигенции (до сих пор я говорил только о 20-х годах), и на тех, кто не хочет забыть об этом, кто не может забыть об искусственно созданном — ради того, чтобы отбить у людей охоту владеть землёй, — голоде на Украине, унёсшем миллионы человеческих жизней; о геноциде против своего многонационального народа, осуществлённого властителями Кремля; о концентрационных лагерях, возникших в большевистской России раньше гитлеровских и разросшихся в сверхмощную гулаговскую машину по переработке человеческого материала. Рабов хотя бы кормят, чтобы они хорошо работали, говорите Вы. Судьба подарила мне несколько лет общения с замечательным русским писателем Варламом Тихоновичем Шаламовым, отбывшим в лагерях многие годы, я и сейчас поддерживаю дружеские отношения с поэтом Анатолием Жигулиным, другим “лагерником”. Знаком с многими бывшими политическими заключёнными. Все они свидетельствуют: гулаговская система требовала и добивалась от узников хорошей работы, исхитряясь их почти не кормить, — парадокс, возможно, не известный даже древнему миру.
Мои воспоминания о собственных школьных и студенческих годах, к сожалению, не так радужны, как Ваши. В конце 40-х я жил у сельских родственников в Смоленской области, хорошо помню тогдашние лакомства: крапивные щи с грибами и лепёшки из жмыха (праздником были поездки в Вязьму, где, отстояв порядочную очередь, можно было купить булку из серой муки — о пшеничном хлебе в области в то время не мечтали), помню лоскутные одеяла, до сих пор слышу тарахтение движка, когда раз в неделю в красном уголке сельсовета приехавший киномеханик крутил старые фильмы (электричества в Вяземском районе не было), и брань колхозного начальства, требовавшего от голодных, нищих крестьян подписаться на очередной государственный заём.
Я тоже из необеспеченной семьи, но ни её необеспеченность, ни моя хорошая учёба не освобождали родителей от платы за учение в старших классах, которую взимало государство и которую перестали брать, когда я перешёл в девятый класс — года через два после воцарения Хрущёва. Прежде чем изучить любимую мною филологию в МГУ, я должен был не менее двух лет отработать на заводе (без этого ни в какой институт в то время не принимали), получить совершенно мне не нужную, как выяснилось в будущем, рабочую специальность. В университете я женился и, чтобы прокормить себя и жену (а стипендия у нас была в пределах тридцати рублей), занимался репетиторством (как видите, не сегодня возникла эта специальность). Многие наши студенты тоже подрабатывали. На филармонию или какие-либо другие культурные мероприятия времени подчас остро не хватало...
Но перейдём к делу — к тому, ради чего опубликовано Ваше письмо: нужны ли вузам вступительные экзамены? Вы рассказываете о местных взяточниках, не замечая, что нагнетаете апокалипсический гиперболизм: не просто где-то берут взятки, но везде, и поэтому нечего думать о честном поступлении в вуз. (Впрочем, гипербола вообще в стиле Вашего письма, из которого, к примеру, следует, что не просто иные дети не любят читать, но все не любят, и поэтому отличные детские сочинения — это обман!) Справедливо ли это? Очень возможно, что взятки при поступлении берут и в Москве, хотя в наш педагогический университет, где я преподаю, способные ребята поступают без всякого блата; знаю и многих студентов других вузов, причём не только московских, принятых туда, как некогда Вы и я, без взяток и репетиторства. С другой стороны, Ваши же рассказы о местных взяточниках, казалось бы, способны лишний раз подтвердить, что любые запреты изощряют поиски обходных путей. Беда, однако, не только во взятках (их, кстати, брали всегда — и в мои и в Ваши студенческие времена, как всегда существовал и блат при поступлении в институты, так что Ваши мечты о поголовно честных вступительных экзаменах — такая же утопия, как если бы мечтать о том, что в один прекрасный день в стране или даже в мире вдруг исчезнут все воры, все преступники). Повторяю, беда не только во взятках. Я встречал немало людей с искалеченными судьбами: они выбирали не любимую специальность, а ту, которую легче было получить (ну, скажем, знакомый или родственник в приёмной комиссии), а потом всю жизнь мучались, подсчитывая, сколько остаётся до пенсии. (Не говорю уже об общественном недуге, развивающемся от ущерба, который неизбежно наносит делу работник, не любящий свою профессию!)
Отмена абитуриентских экзаменов не просто даст возможность вчерашнему школьнику выбрать себе специальность по душе, но и утвердиться в правильности своего выбора. Не могу согласиться с Вашим утверждением, что нет разницы между абитуриентскими экзаменами и экзаменами после первой сессии: и там и там, дескать, захотят — завалят (так что плати деньги!). Но завалить того, кому нравится изучать именно данные предметы, кто проявляет свою одарённость в их постижении, очень непросто. Да и кому из преподавателей захочется брать в свои семинары оболтусов, нежели иметь дело с понимающими их с полуслова студентами? “Деньги могут всё!” — Вы скажете? Нет, не всё! Они не могут доставить удовольствие вузовскому преподавателю от общения с живой, хорошо работающей аудиторией, не могут дать удовлетворение доценту или профессору в том, что этот студент способен продолжить его дело, что он (профессор или доцент) воспитывает достойного ученика. Что же до тех, кто осознаRет, что данный институт (или данный факультет) не для него, и сами, скорее всего, не будут испытывать судьбу — начнут искать что-то другое, более отвечающее их духовному складу.
Существуй такая система поступления в вузы сегодня, я уверен, что Вы не испытывали бы вины перед сыном-одиннадцатиклассником за то, что не можете дать ему высшего образования. Положа руку на сердце спросите себя: одарённый ли он человек? Если он успел уже проявить себя в чём-то, у него и сейчас есть неплохие шансы поступить в институт (повторяю и говорю это ответственно: вопреки Вашей убеждённости, далеко не все проходят по блату или за взятки). А вот если ещё не успел, тут бы и сгодилась система свободного поступления во все вузы: в одном из них он мог бы найти своё.
Долгий процесс? Что делать! На ошибках, как известно, учатся. Да и человеку такие вещи только прибавят самоуважения: ведь он искал и нашёл себя! Так ведь и было в нашей стране до большевиков.
Кстати, о тех экзаменах, которые, как Вы пишете, в прежней России “сдавали в гимназию или Лицей”. Сдавали, потому что поступали туда не в шесть или в семь лет, как сейчас, а позже. Ни в гимназии, ни в лицее, ни в реальном училище не обучали грамоте, или счёту, или даже азам иностранных языков. Так что экзамены в эти заведения призваны были выяснить, обладает ли ребёнок необходимым минимумом знаний для продолжения учёбы, а не для начала её. Начинали же учиться дети либо дома (если позволяли доходы семьи), либо в многочисленных народных школах, церковно-приходских, сельских училищах, где грамоте и другим вещам обучали бесплатно и куда принимали без экзаменов. Способные ребята продолжали своё обучение. К примеру, поэт Сергей Есенин окончил с похвальным листом Константиновское сельское училище, продолжил учёбу в церковно-учительской школе, которая выдала ему свидетельство о присвоении звания “учителя школы грамоты”, наконец, поступил в Москве в 1913 году на вечерний историко-филологический факультет городского народного университета имени А.Л. Шанявского, где в течение полутора лет слушал лекции именитейших учёных.
Вы назвали Ваше письмо “глас вопиющего...” А, собственно, по какому поводу? Все те безобразные факты, о которых Вы пишете, ужасное положение с книгами, с зарплатой, даже с мелом, говорят прежде всего о безответственности Вашего краевого или районного руководства. Я, разумеется, не настаиваю ни на каких аналогиях, но думаю, что и Вам, и другим нашим читателям будет небезынтересно ознакомиться с заметкой «В Пензе ревизоры нашли деньги учителей», опубликованной в «Известиях» 2 сентября этого года:
“Контрольно-ревизионное управление федерального Минфина после глубокой проверки областного управления образования обнаружило около четырёх миллионов новых рублей, истраченных на цели, весьма далёкие от педагогики. Этих денег вполне бы хватило, чтобы выплатить учителям задержанную зарплату. Задолженность управления по этому виду платежей на сегодня составляет около трёх миллионов рублей.
При таких долгах рядовому учительскому составу бывший начальник управления Валентин Никулин не стеснялся раздавать крупные премии своему окружению, строить банкетный зал в здании управления, издавать сомнительной ценности научные труды. Не забыл Никулин и себя: 362 тысячи рублей управление «отстегнуло» на строительство престижного жилья для начальника”.
Повторяю, ни о каких аналогиях речь не идёт, но рассказанная Вами история с мелом, который приходится заимствовать у свиней, потрясает. И одновременно свидетельствует, как невероятно далеко может простираться административное равнодушие.
Не понял я Ваших жалоб на сложность, изысканность и углублённость методических разработок, рекомендаций. Сложность для кого? Ведь они пишутся не для детей. Они пишутся для учителя, в том числе и для такого, который (в этом я с Вами согласен) подчас не имеет возможности следить за научной литературой. Но если нет у него такой возможности, это ещё не беда. Беда, если учитель ленится перечитывать программные произведения. Ведь он — учитель-словесник, который просто обязан всё глубже погружаться во много раз прочитанный текст, вынося из этого чтения нечто, быть может, не замеченное им прежде. И делясь этим новым со своими учениками — толкуя им произведение на доступном, понятном для них языке. Но одно дело — простота подачи материала и совсем другое — упрощённость. Дать ребёнку “попроще”, как Вы советуете, — значит опуститься до его уровня. А суть учительской профессии заключается в прямо противоположном — в том, чтобы постоянно повышать планку развития детей. Этим и обусловлено мастерство всякого учителя (в том числе и учителя литературы): говорить с детьми о сложном просто и ясно. И я знаю таких учителей и свидетельствую: их ученики любят читать, любят литературу.
Да что я Вам объясняю! Если 29-й номер нашего приложения не единственный, который Вам удалось прочесть, если Вы следите за «Литературой» или хоть изредка читаете её, Вы наверняка встречаете работы таких учителей, которые вовсе не обязательно москвичи, которые даже чаще всего из российской глубинки и которые не паникуют в это сложное, переломное для страны время, а делают своё дело — воспитывают любителей книги и делают его превосходно! Низкий поклон им за это.

С уважением
Геннадий Красухин

Рейтинг@Mail.ru